Снисходительная усмешка Радуна

4 и 5 ноября 2005 года в Псковском академическом драматическом театре имени Пушкина прошли премьерные показы новой режиссерской работы Вадима Радуна - «Игры «среднего» возраста» по пьесе Нила Саймона. 8 ноября этого же года была написана данная статья. Цель – по возможности коротко и по существу описать и классифицировать увиденное на подмостках Псковского академического театра, актуализировав тем самым оное в контекст непрерывно изменяющегося культурного процесса театральной Псковщины… 

В первую очередь автор полагает целесообразным разделить в рамках предложенного материала две абсолютно независимые друг от друга смысловые дефиниции – пьесу Нила Саймона (и самого Нила Саймона) и конкретную театральную постановку, осуществленную в конкретный промежуток времени, в конкретном месте, конкретными людьми, при вполне конкретных обстоятельствах. Итак:

Нил Саймон – несомненно один из наиболее «кассовых» авторов современного мира. Родился в Нью-Йорке, в Бронксе, в еврейской семье, в начале XIX века бежавшей в Америку из России (если совсем точно: из Одессы), спасаясь от погромов.  Свою деятельность на литературно-театральном поприще Нил Саймон начал в первой половине 1950-х годов, а первый оглушительный, истинно бродвейский успех пришел к нему в 1963 году после постановки пьесы "Босиком по парку". Успех этот с тех пор драматурга не оставляет, равно как и приставшее к нему клише (клеймо) "бродвейского комедиографа", а также реноме писателя поверхностного, легковесного, "развлекательного". Тем не менее, пережив за свой долгий театральный век множество, сменявших друг друга "авангардистских" течений, реалист Саймон по-прежнему продолжает оставаться неизменным лидером и любимцем Бродвея. Герои многих пьес Саймона - евреи: как он писал, "ведь я и сам еврей, так зачем же мне сочинять про тех, кого я совсем не знаю: про негров, или ирландцев, или индейцев?".

Здесь автор считает целесообразным обратиться ко второй дефиниции – Псковскому академическому, Вадиму Радуну и всему, что с этим связанно.

У автора возникает вопрос - зачем в первой половине второго тысячелетия, на  излете поздней осени, в глухой театральной провинции, немолодой, отягощенный жизненным опытом и грузом выстраданных философских сентенций режиссер, берется за постановку довольно таки глуповатых картинок из жизни нью-йоркских обитателей?

Директор театра Валерий Павлов, в своем интервью изложил следующую версию режиссерских мотивов: «Что заставляет хорошо обеспеченных американок собираться по пятницам вместе и играть в достаточно замысловатую игру – настольную викторину, «Игры среднего возраста» показывает, что женщин, будь то американка или русская, волнуют очень близкие вопросы, независимо от времени и континента». «Что бы сегодня ни говорили о российском театре литературные критики, театр всегда обращался к человеку, его внутреннему миру,   к тому, что его волнует и чем он живет».

Откровенно говоря, не сильно верится в то, что Вадим Радун, плененный  таинством сокровенных переживаний бьющих баклуши обеспеченных американок (россиянок, итальянок, китаянок и т.д.), решил обрушить всю мощь своего могучего таланта на изучение тонкостей внутреннего мира мелкобуржуазных дамочек.

Автору, почему-то представляется, что Вадим Радун, наконец, осознал неизбежное – всякое культурное рвение – «дрянь несуразная». Культура ничему не учит и «не куда не ведет». Культура – от лукавого. Главная книга – Библия, главный слог – Божий, главный смысл – Святая Троица. Все остальное – богомерзкие искания души грешной, человеческой. Поэтому не нужно больше стонов, катаний по сценической площадке, контрового света, отчаянной фонограммы, катарсисисов, откровений и горьких слез.

Все это следует оставить молодым и неискушенным «творцам». Пусть они рыдают над текстами вместе с депрессивными и материально не обеспеченными актерами. Пусть ищут ее – аксиому, глядишь, и найдут. Вадим Радун понял, что творения Гете, Гегеля, Канта, Шопенгауэра не остановили немецкую нацию от газовых камер и крематориев, Ф. Достоевский не схватил за руку подонка, вонзившего восемь раз нож в живот таджикской девочки хмурым Петербургским утром, пенсне А.Чехова не вспотело от удушливых зловоний ГУЛАГовской параши, а граф Л.Толстой не перевернулся в гробу, когда русских офицеров тысячами топили в феодосийской бухте, привязывая за ноги к топляку.

Вадим Радун устал говорить людям правду, и решил их просто повеселить. Взял молодых, в сущности, не опытных актрис и сделал «вумен-шоу». Как мог, так и сделал. А они - как могли, так и сыграли.        

Теперь о том, как сыграли. Какой то очень «образованный» человек, покидая театр после первого акта, произнес фразу – «КВН какой-то». Блеск и нищета провинциального сноба. Может быть и так. Театр наш действительно не столичного покроя. Как, впрочем, и главная псковская улица – московский переулок, олигархи – средний столичный бизнес, автобусные маршруты – десятая часть пролета трех московских остановок, р. Великая – пол плевка  Москва-реки, да и сам высказавшийся – четверть столичного театрала. Важно другое – все в рамках профессионального мастерства. Декорации – функциональны, мизансцены – проработаны, разводки – на лицо, свет, фонограмма и шумы – уместны и в меру. Девчонки играют зачастую неровно, но правильно. По крайней мере, самодеятельность сведена к минимуму. Есть и неплохие актерские работы (Юлия Гаттарова, Валентина Банакова). Мэтры (Виктор Бабич и Виктор Яковлев), что называется в норме. Не суетятся и не лицедействуют (в плохом смысле этого слова). Драматургический материал насыщен  стремительными диалогами, интригующим сюжетом, лиризмом и здоровым чувством американского (слегка туповатого) юмора. Зрительный зал остался в полном составе до самого окончания спектакля. В фойе было весело, народ шутил и улыбался.

«Надо смеяться, чтобы забыть свои беды», - писал Нил Саймон. И его герои всегда заставляют зрительный зал смеяться. Но драматургия Саймона - это смех сквозь слезы, это - трагикомедия - самый объемный жанр, максимально отражающий нашу бестолковую жизнь. Что-что, а мэтр это понимает. Автор текста склонен расценивать последнюю постановку некогда главного режиссера, как ироничную и снисходительную усмешку в сторону чересчур экзальтированной режиссуры.

А. Бертеньев