«Собачье сердце»: Дешево, но сердито

На афишах «Собачье сердце» от Валерия Золотухина анонсировалось в качестве «культового спектакля России», но было понятно, что это не более чем рекламный слоган.

Опасения завзятых театралов, пришедших в большой зал областной филармонии на спектакль (здание драмтеатра опечатано пожарными), подтвердила цветная программка, где на первой странице значился мало кому известный и, значит, условный, «Театр Арбат», а на третьей странице, как на групповой фотографии выпускников школы, размещались портреты исполнителей ролей.

Так, профессора Преображенского могли сыграть, видимо, - в зависимости от обстоятельств, - сам автор постановки – Валерий Золотухин, либо, Сергей Никоненко. Роль Шарикова предназначается троим – Микаэлю Молчанусу, Евгению Стычкину и Оскару Кучере. Швондера – Андрею Федорцову, Александру Семчеву, Семену Стругачеву. И так далее.

То есть программка не оставляла сомнений: «Собачье сердце» - чисто продюсерский проект, антреприза в своих самых худших проявлениях, когда в шоу делается ставка на двух-трех раскрученных «звезд» телеэкрана, а сами эти «звезды» тасуются в колоде в зависимости от того, кто на данный момент свободен: Вилен Бабичев или Алексей Жарков, согласно программке, заявленных на роль товарища Пеструхина.

В псковском варианте «Собачьего сердца» роль «примы», то есть профессора Преображенского, досталась Валерию Золотухину. Шарикова сыграл Микаэль Молчанус, а вот Швондеру не «повезло», в том смысле, что в этом персонаже псковский зритель не узнал ни Федорцова, ни Семчева, ни Стругачева. Сличая фотокарточки в программке и актеров, выходящих на сцену, можно было догадаться, что Швондера, и еще пару ролей в придачу (с актерами у «Театра Арбата» напряженка?), играет не кто иной, как Валентин Мельник, в программке анонсированный в роли «Черного человека». Тогда как «Черного человека» играет вообще не понятно кто, и играет так скверно, что любой выпускник актерского отделения культпросветучилища сыграл бы лучше. Может это был водитель, привезший сборную труппу в Псков?

В целом, как заметили театралы, оправдывая антрепризу, попахивающую банальным «чёсом», надо же понимать, что спектакль своего рода «бенефис Золотухина», а все остальные актеры ему подыгрывают. Публика идет именно на имя, в данном случае, на Золотухина, а вовсе не на название спектакля. К Золотухину можно по-разному относиться. Кто-то его и театральным артистом не считает, полагая, что он больше актер кино и певец. Однако существа постановки этот аргумент не меняет: спектакль сделан, - чуть ли не нарочито, в стиле, который называется «дешево, но сердито».

Сам «мастер» буквально за 10 минут до начала спектакля еще сидел в фойе Большого зала БКЗ и продавал свои книжки, надписывая их всем страстным почитателям (больше, разумеется, - почитательницам) своего артистического таланта.

«Отстрелявшись» с автограф-сессией и книжками, после третьего звонка, «мастер» вышел на сцену, скромно украшенную простейшей декорацией из двух столиков и одного кресла, и объявил шоу.

Сразу же нагнали много дыма и на сцену выскочила танцовщица, которая под музыку Сергея Курехина из фильма «Господин-оформитель» принялась выделывать па. Потом пошел снег, и на сцену стали выскакивать персонажи: некто вроде как Швондер, пинающий проститутку, а потом и пес Шарик, актер, передвигающийся на четвереньках и разговаривающий вслух. А уж затем и сам профессор Преображенский, когда-то блестяще исполненный Евгением Евстигнеевым в действительно ставшим культовым телефильме Владимира Бортко 1988-го года.

Валерий Золотухин, решив поставить «Собачье сердце», разумеется, рисковал, поскольку сравнения с фильмом не избежать, причем не в пользу спектакля. Зачем ему нужен был этот риск? Или делалась ставка на бренд?

Но кино есть кино, а театр есть театр, и у сцены совсем иной художественный язык, с массой возможностей, отчего талантливый режиссер всегда может предложить зрителю нечто, что должно его, зрителя, удивить, ибо удивление и есть основная задача искусства.

Валерий Золотухин если и «удивлял», так это тривиальностью подхода к материалу. Можно сказать, что у него и его товарищей по ремеслу (виртуального «Театра Арбат») получилась жалкая пародия даже не на фильм, а на сценарий фильма.

Дешевые приемы, вроде выхода проститутки, демонстрирующей публике, извините, отсутствие трусов (так мне показалось), или подчеркнутой Приаповой  эрекцией у «омолодившегося» пациента профессора Преображенского еще можно понять. Но элементарно неприличные жесты, все эти «простые движения», имитирующие половой акт, - по крайней мере, были неуместны, а, по расчету постановщика, вероятно, вписывались в его представления о том, что предпочитает провинциальная публика.

Эх, невдомек было режиссеру Золотухину, что псковская, к примеру, публика «наелась» подобных «движений» и наглоталась искусственного дыма и в своем родном театре, причем до отвала, изжоги и отрыжки.

Сам «мастер» Золотухин выглядел усталым, холодным, он часто забывал хрестоматийный текст и повторял реплики по нескольку раз.

Его партнеры играли по-разному, но выделить, пожалуй, можно только трех, да и то исключительно потому, что все остальные играли на уровне самодеятельности или КВНа. Эти трое – Молчанус (Шариков), Виктор Черненко (Борменталь) и Мельник (Швондер).

Но и здесь нельзя было не заметить, что Молчанус старательно копирует интонацию исполнителя роли Шарикова в фильме – Владимира Толоконникова. Исполнитель роли доктора Борменталя Виктор Черненко в первом акте почему-то изображает веселого дурака, а во втором – жестокого деспота, и этот контраст разумно объяснить нельзя.

Что до Мельника в роли Швондера, то он как будто убежал из украинского мюзик-холла, а украинский мюзик-холл – это, согласитесь, дело вкуса. К тому же он, Швондер, был не один такой «сбежавший»: и другие актеры, выходившие на сцену, произносили свой текст с характерным южнорусским акцентом. И это была не продуманная ролевая «краска», необходимая для массовки, просто они, увы, так разговаривают (вот вам и традиции русского театра!).

Золотухин в роли Профессора, понятно, должен был, если и не «переплюнуть» игру Евстегнеева (как пошло написано о задачах постановки в той же программке), то сделать роль как-то иначе, по-своему, по контрасту с привычным образом, и актер, опять же понятно, попытался это сделать.

Попытка оказалась пыткой. Такое впечатление - не столько для зрителя, сколько для самого Валерия Золотухина. Полтора часа резонерствовать на сцене, в мнимом гневе выкрикивая текст про газеты и клозеты (который, напомним, у всех зрителей «на слуху»), - да, это реально утомляет.

Ни глубины, ни страсти, ни раскаянья зритель так и не дождался. Стилистику рекламного постера преодолеть так и не удалось. Вышла, повторимся, жалкая пародия на телефильм, дежурно отыгранная «звездой» театра и кино и случайно подвернувшимися «кавээнщиками».

В этой заметке нет надобности рассуждать о проблематике великого рассказа Михаила Булгакова, о тексте, который был рожден своим – особым - временем, когда революционеры верили в улучшение людской природы, а Булгаков взял и поставил над этой мечтательной «евгеникой» (между прочим, приведшей к нацистскому Освенциму) жирный вопросительный знак, за что и был справедливо записан в антисоветчики. Если до зрителя «дошло», о чем предупреждал Булгаков, уже хорошо.

Свою просветительскую миссию дешевая, но по-своему «сердитая» постановка Валерия Золотухина выполнила. Что же касается искусства, то здесь, увы, художеством и не пахло, если не считать таковым китч и фарс, иначе говоря, наихудший вариант русской антрепризы, набившей оскомину еще в 90-ые.

Зато сильно пахло дымовой завесой и бездарщиной. Перефразируя одного писателя, завершу текст афоризмом: со скверным театром так же, как с плохой литературой, – с ним совершенно ничего нельзя поделать.

Саша Донецкий