Псковлэнд вызывает…

Кошмарная гибель очередного псковского поэта, самоубившегося алкогольным распадом,  в депрессивной медленной агонии, с подробностями, в которых фигурируют дерьмо, черви и тараканы, а также равнодушные люди-насекомые, на фоне которых бледнеет самый жесткий голливудский хоррор, вновь наводит на печальные особенности нашего непостижимого пространства – Заповедника Псковландия.

Немного перефразируя с английского на русский старый хит английской панк-группы «Clash»: «Псковлэнд вызывает дальние города. Когда объявлена война, и битва наступила, Псковлэнд вызывает Преисподнюю. Псковлэнд вызывает зону имитации. Забудь, брат, и шествуй один. Псковлэнд вызывает зомби-мертвецов... Видишь, у нас нет ничего хорошего, кроме того типа с желтоватыми глазами…».

Панк – подонок, антисоциальный элемент, к чему в итоге, по существу, и пришел поэт, сделал свой выбор сам. Сознательно артикулируя на публике: «Я изжил себя. Жить мне незачем. Пора умирать».

Как выразились некоторые: «не вписался во время». Здесь возможен, в принципе, следующий истерический и гневный спич, одухотворенный (от слова «дух» - «спирт») граммами этак 250-ю:  

«Ага. А вы, значит, «вписались», в разрушенные и загаженные, со свернутыми унитазами, квартиры, «вписались», наподобие тех черных риэлтеров, что, помнится, года два назад замуровали человека в глухой деревне и запоили «пойзон-водкой», дабы тот побыстрее угондошился».

«Народ. ру! Да это что ж делается в Псковландии?! Что происходит?».

Последние поэты спиваются, деградируют, сворачиваются в эмбрионы, залезают, как моллюски, в канализационные трубы, и плывут, мутные, тягостные, словно кисель, растворившись на мерзкие частицы, наподобие каловой массы, в очистные сооружения. Где их разложившаяся материя отделяется от воды, сливаемой в реку Великая, и где новый водозабор доставит Н2О в комфортабельные квартиры зажиточных псковичей, которые как раз этой водичкой примут душ или помоют посуду.

Ну, а те псковичи, что попроще, и не привыкли пить покупную воду, быть может, нальют ее в чайник, и выпьют на завтрак с кусочком вчерашнего черного хлеба.

Это явление и называется «круговорот поэта в природе».

«Не по таланту пьем», - говорите? Зато уж загибаемся вполне себе по-панковски, до дерьма и червей, талантливо зарабатывая цирроз или психические болезни.

Псков все менее претендует на – и прежде-то слишком пафосное, снобистское, незаслуженное, гипертрофированное – звание якобы «духовной столицы России».

Когда ошалевшие от собственного маркобесия попы с Интернетом под мышкой начинают править чудные росписи последнего псковского иконописца Зинона, то тут уж не до старца Филофея с его «Москвой – Третьим Римом».

Старец Филофей выскакивает из Рая на позаимствованной у Ильи Пророка огненной колеснице и с недоумением взирает на люд псковский да православный, духовно изуверствующий в церковных тяжбах на Земле Святого Ада.

Однако история здешних отлучений – отдельная и закрытая тема, пусть и отзывающаяся тревожным колокольным эхом по всей эрпэцэшной Руси.

А вот тот факт, что псковские поэты горят, как свечи, живописцы вешаются, повторяя сюжеты своих самых отчаянных картин, а актеры бухают по-черному и бьются на сцене в делириуме, достоин упоминания уже хотя бы потому, что вскоре, - не дай Бог, конечно, будет некому упоминать.

Псковлэнд строится, меняет свой затрапезный облик на более приличный, цивильный вид. Новостройки добротных купеческих кварталов на набережной Псковы соревнуются со стенами древнего Кремля.

Чуть ли не каждый месяц открывает свои стеклянные самодвижущиеся двери новый гипер-, а то и мега- маркет.

(Кто объяснит, чем «гипер» отличается от «мега»?!). Ну, а «маркет», значит, «рынок», это всем понятно.

Стаи лизинговых автомобилей паркуются у стен этих рынков и затариваются упакованной жратвой и ширпотребом, произведенным за Великой Китайской стеной.

Девушки-недомодели мечтают о вселенском подиуме, выстроившись в длинную очередь из бикини.

Каждую неделю в клубе долбает мозги очередной модный столичный «ди-джей».

Псков устремился к вожделенному молоху «Гламура».

И только художники мрут или ползают, прижав крылья к жопе, как осенние мухи.

На электронных форумах продолжается бесконечная ярмарка тщеславий. Элита сети, неравнодушные юзеры, соревнуются друг с другом в заимствованном остроумии, выискивая способы как бы «опустить» оппонента до места у виртуальной параши.

Куда-то сгинул в неизвестность поэт Интернета Хайям, усиливая ноющее ощущение все поглощающей псковской Пустоты, которую какой-то неутомимый форумчанин упрямо обзывает «Быдлостаном».

И только под Старым Изборском продолжает свою незримую работу духовный коллайдер  - Священный Холм, вбирающий в себя энергию Большого Взрыва.

Псковлэнд медленно, но неуклонно превращается в айлэнд: кусочек разрозненного эклектичного пространства, заселенного зомбированными телевизором людьми.

Эти люди берут кредиты, работают, как умеют, и отдыхают также, собираются вместе, выпивают, меняются женами, рожают детей.

Псковлэнд вызывает, украсившись огромными буквами «Г» башенных кранов. Кто-нибудь готов ответить на вопрос, что значит это «Г»? Перевернутое английское «L»? Что за слово?

Поэты знали. Когда-то. Ведали. Умели расшифровывать убийственные бытийственные шарады. Узнавать знаки свыше. Поставлять местному самосознанию творческую подпитку. Чтобы не растворился скобарский «спиритус» в энтропии мегаполисов.

Сегодня востребованы другие слова. Простые, конкретные, без выкрутасов. Тут не до пустяков. Надо ведь выплачивать кредиты. Наряжать детей в детсад. Жен – на выход. Мужей – на вход.

Поэтому и Псков все больше воспринимается как квартал московского или питерского мегаполиса, какой-то неведомой дланью вырванный из мяса большого города, и по прихоти закинутого к Псково-Чудской акватории.

Лишившись привычных связей с мегаполисом, этот квартал как бы не понимает, бьется в панической атаке, где и почему оказался? Почему вокруг леса да поля, а не привычные коммуникации и сети автозаправок? Одиноким световым пятном Псков горит в ночи под крылом пикирующего «Эмбрайера».

А вокруг – власть сплошной и непроходимой Тьмы.

Рассказывают, что под Псковом, в толще известняков,  прорыты узкие тоннели, напоминающие так называемые «кротовые норы», то есть физические «черные дыры». Вещество там гуще, плотнее, кошмарней, чем на поверхности, но все-таки это не космическое вещество, а земное, как бы отстойник низких человеческих энергий. Там живут существа вроде Троллей, но не Тролли, а сугубо русские такие, как выражаются дети, Бабаи. По ночам они вылезают из щелей и трещин в асфальте и крадутся по наши души.

Видят: возвращается пьяный человек с работы, от души набрался на корпоративе,  так они его хватают за руки, вяжут ноги, и тянут вниз. Человек сопротивляется, тяжело мотая головой, блюет нечистью.

К утру – трезвеет. Потом целый день бродит, как неприкаянный, депрессирует, мается, сердешный, и все-таки постепенно «отходит», веселеет, кушает обжигающий борщ и ласкает жену. На этот раз не получилось у Бабайского племени. Но это ничего. Главное заволочь в душегубку поэта. Поэт десятерых стоит, и не потому, что он полезней, чем все другие, а потому, что он их, Бабаев, видит.

Бабай стучит к поэту в дверь. Поэт открывает и говорит: «Заходи нечисть! На брудершафт накатим!».

Знает, что рискует, а - впускает.

Это не страшно, если ты духовно сильный, уверенный в себе человек: «Эка, невидаль! Что мы, нечисти не видали!?».

А если духом ослаб? Утащат, точно - утащат. Ведь не одного уже утащили.

И вот что опасно. Чувствуется, что год от года густеет вещество в псковских подземных тоннелях. Все круче и многочисленней Бабаевское войско.

Корпорация маленьких, но ухватистых монстров уже не стесняется лезть на поверхность днем, под колеса седанов и джипов.

И вряд ли тут чем-то поможет Священный Холм – Духовный коллайдер. Холм далеко, у Изборска. Да и энергия у Холма принципиально другая, космическая, - жаль, что этого не сумеет нам разъяснить жившая когда-то в Пскове госпожа Блаватская.

Темнеет, вязнет Земля Святого Ада под ногами. Скоро в Пскове никого не останется. Одни – зомби-мертвецы.  

«Псковлэнд вызывает большие города.

Псковлэнд вызывает Преисподнюю».