Мысли из театрального нужника

Тут намедни мастодонт псковской литературы «Сан Саныч» Бологов, встретив меня на вечере поэзии, который  был устроен в читальном зале библиотеки на Конной, без лишних сантиментов заявил мне, грешному и бухому, прямо в глаза с досадой: «Эх, ёбн…ть бы тебя!».  При этом отметил: «Но пишешь ты хорошо…»

Спасибо на добром слове, но было видно, что все-таки, эх, очень хотелось ему меня ёбн…ть, прямо кошмар какой-то, зудило старика, но воспитание, видно, не позволяет, так что никакого вам скандала, никакой доморощенной сенсации.

И все-таки. Как расценивать подобные заявления? В смысле не про писанину, а на предмет непременно «треснуть» автора?

Как факт профессионального признания? Как своего рода комплимент? Как признак искомой актуальности?*

Причем это далеко не первое поползновение корифея на мою ничем не примечательную внешность.

Как-то, с полгода назад, на вернисаже  в зале Союзе художников, мастодонт уже покушался на мое здоровье. Но вовремя опомнился и ушел восвояси, от греха подальше.

Понятно, что корифей псковской словесности сделался агрессивен не с панталыку и не впал в маразм. А элементарно обиделся на мою писанину.

Я, кстати, искренне не понимаю, за что? Рецензия на книжку псковского классика была спровоцирована самим его текстом, я ничего не придумал. Ну, поёрничал слегка, повыпендривался, да. Как же без этого? Но я же не презренный чиновник от культуры, чтобы с глубокомысленной рожей нести ахинею из комплиментов:

- Старик, да ты гений! Круче, чем Лев Толстой! В натуре.

Чиновникам от культуры можно нести ахинею. Чиновники в большинстве своем - механические куклы, манекены у кормушки. В смысле производят много красивых слов, на самом деле преследуя свои цели. У них работа такая.

А независимым колумнистам это ни к чему. Читатели не поймут. Потому что их-то, читателей, на мякине не проведешь, они чувствуют актуальность сразу. Кожей загривка. Врубаются, живой ли текст получился, или от него несет мертвечиной.

Причем я вовсе не имею в виду анонимных лузеров от местной говножурналистики, что вечно шакалят по форумам в поисках потенциальных «жертв».

Я имею в виду в своем роде «идеальных» читателей, на которых надеется автор, и которые от скуки или ради развлечения заходят на те или иные странички в Интернете. Дабы убедиться, что в Пскове живет еще пара-тройка авторов, которые за «мелочишко на винишко» способны накропать какую-нибудь отсебятину, а не ту муру, что захотел увидеть их главный редактор.

Отсебятина и есть настоящее творчество, которое, представляя миру художника, добавляет миру искреннее отношение, артистизм, поэзию. Делает жизнь разнообразней, веселей и богаче. И этот духовный довесок к существованию (подчас, увы, пустому и унылому), и есть истинное событие.

Художник может вам и не нравиться, вызывать ненависть, но он пришел, пнул дверь ногой, и теперь не смоется никуда, пока не помрет, так и будет маячить на горизонте и клянчить на выпивку.

Все другое, про сгоревшие башни, про оперу «Псковитянка», или про сиамских кошек, сношающихся с бродячими псами, – только шум, информация, вчерашняя газета, которая висит на стенде рядом с театральным нужником, и коей в случае медвежьей болезни можно на крайняк воспользоваться.

Поэт всегда нов, а так называемые «новости» устаревают, теряют актуальность еще вчера.

Само собой, эти слова: «художник», «поэт», «поэзия» употреблены здесь в самом общем смысле, как сущность явления, как культурный взрыв.

«Поэтом» может быть и сантехник, а заслуженный деятель искусств, какой-нибудь профессор культурологии – чаще всего почему-то мелкий шарлатан под личиной власти, ловко обделывающий свои делишки.

Почему так получается, почему так выходит?

Но таким вот способом, то есть прямо через жопу, в России и устроена жизнь, если взглянуть на нее без розовых очков проктолога.

Отсебятины довольно много в столицах, она там востребована, а у нас в Пскове ее почти и нет совсем, разве что на форумах встречается. Но псковские форумы процентов на 90 забиты какой-то тухлятиной, обыкновенной дешевой человеческой злобой и завистью. Выражаясь по Платону, политикой, выражением повседневной жизни полиса, называемого Псков.

Речь там, на форумах, конечно, часто идет не о сведении каких-то виртуальных личных счетов, а о реальных «бабках»: распределении мест у кормила, всех этих бюджетах, откатах, но это все чиновничье зазеркалье, коридоры, в которых обитают «мутанты икс». 

Вся эта политика невыносимо уныла и предсказуема. Банальна, как смыв в унитазе. Кто кого подсидел, кто кого нагнул и так далее, по кругу. Поначалу, с непривычки, может и развлекает обывателя, но быстро надоедает, одна сплошная херня, чужие разборки.

А настоящей отсебятины, повторюсь, ничтожно мало, безумия, дерзости, попыток удивить, - почти нет.

Вот почему в Пскове так скучно жить, и практически нечего читать. Ощущаешь себя прямо выродком. Никто никого не хочет поразить, напугать, раздосадовать. Все усердно блюдут внешний политес и блюют трюизмами.

Подсидеть – не страшно, наоборот, так и надо! Нагнуть – тоже хорошо, сподличать, схитрить, оболгать – все можно. Только «обидеть» нельзя.

Ведут себя, как крысы на байдарке, как суки последние, но вот «обидеть» никого не хотят. Потому как политес. Так и ходят все молчком, гримасничая за спиной и харкая ядовитой слюной.

Читатель, конечно, уже догадался, что речь идет о нашей творческой интеллигенции. Точнее говоря, о местной культуре, как она есть. Потому что творчества мало, искусство прозябает, креатива нет, а культура, еще какая-никакая, присутствует: «накультурились от коров».

Было время, я пописывал погромные статейки про Псковский театр, и это занятие чрезвычайно меня забавляло. Креатива было хоть отбавляй. Аж язык чесался от критических типунов. Было где разгуляться творческому воображению.

Я рассуждал, как поэт Анатолий Мариенгоф. Он в целях саморекламы подсовывал свои стишки редакторам литературных журналов и специально просил, чтобы те его обругали. Когда его спрашивали, зачем ему это надо, Мариенгоф отвечал, что в хвалебных рецензиях нет никакого толка. Потому что их никто не читает. Они никому не нужны. Тогда как у критических отзывов, особенно написанных талантливо, всегда найдется читатель.

Ну, я несколько раз и саданул по люстре в Народном доме из рогатки гнилыми помидорами. Развернулась даже кое-какая полемика в здешних газетах. Пошла движуха. Обиженный режиссер Вадим Радун заказал статейку у местного поэта Станислава Золотцева, где я был обозван «искусствоведом в штатском», «погромщиком псковской культуры». Ну и так далее, как говорится, Бог им судья.  

А потом, когда я чуть повзрослел, мне стало наш псковский театр жалко. Живые же люди все, а не манекены.

Что я, изверг какой, фашист? Артисты-то, художники, виноваты разве в том, что местные чиновники довели театр до ручки?

Долго доводили, упорно, с бравурными рапортами журналистам. Пушкинский фестиваль, день поэзии, афиша, туалет для зрителей, где обедать можно, такой туалет приличный, о-го-го и бла-бла-бла.

Все наши журналисты дружно и послушно кивали башками, и писали нужные слова.

И только я нес отсебятину, за что местный поэт Золотцев  (царствие ему небесное) обещал в своей статейке при личной встрече меня побить.

Как видно, это тенденция такая у местных мастодонтов. Выражать коллективное подсознательное.  

Так вот. Рассказывают, что когда свеженазначенный губернатор Андрей Турчак впервые оказался в театральном туалете, то он хохотал минут десять, все никак не мог остановиться.

Наверное, подобный смех можно назвать истерическим.

Потому что такое безобразие рядом с гримуборными было невозможно себе вообразить. Грим еще остался, а уборная, словно рядом с забегаловкой в Усвятах. Без резиновых сапог не войдешь.

А ведь театр – культурная витрина губернии, ее визитная карточка.

Вся вонь и убогость Псковщины сконцентрировалась в этом театральном нужнике. Тут губернатор наконец-то понял, куда попал: в Скобаристан.

Это я, понятно, к тому, что вот она, истинная цена псковской культуры: никто не несет отсебятины, а если и несет, то его сразу хотят «ёб…уть» мастодонты.

Актеры, между тем, как ошпаренные, носятся по халтурам, копейку сшибают и справляют нужду в нужнике, который вызывает истерику у государственных персон.

А параллельно этой бытовухе, актуальному днищу, несвоевременным мыслям в театральном нужнике, оказывается, продолжается непрерывный и фантастический процесс сохранения псковской культуры: подъем, кто-то кого-то подсиживает у кормушки, дает пинка, звучат высокопарные слова, и бла-бла-бла.

Никакой писанины, никакой отсебятины.    

Саша Донецкий

*Примечание:

Цель творчества – самоотдача, а не шумиха, не успех. Как и всякая поэтическая формула, эта строчка Бориса Пастернака грешит против истины. Потому что она представляет некий недостижимый идеал. В житейской ситуации эта фраза – абсурд.

Без самоотдачи не бывает ни творчества, ни шумихи, ни успеха. Но для художника гораздо насущней быть живым, живым и только, живым и только до конца. Не зря Пастернак сделал эту мысль финальной декларацией своего программного стихотворения.

«Живой» здесь, кстати, - синоним, калька с понятия «актуальный». Потому что на самом деле строчка Пастернака – это скрытая цитата из Артюра Рембо.

Можно сказать, что Пастернак эту мысль тихо позаимствовал, стибрил: «Быть актуальным, только актуальным!». К культуре это никакого отношения не имеет. Культура у нас – это могилы, туризм и «кулек». Давайте не будем путать бизнес-планы и креатив.

Быть живым, актуальным. Даже когда находишься в приличном туалете НКЦ или в неприличном нужнике Пушкинского тетра, где недавно все-таки сделали кой-какой ремонт, и теперь туда можно войти, не зажимая носа.