Фига в телевизоре и камикадзе Парфенов

Ужиная вчера под программу «Время», я, кроме всего прочего, узнал, что звезда отечественного ТВ Леонид Парфенов получил журналистскую премию имени Владислава Листьева. Что ж, получил заслуженно, ничего не скажешь. На экране мелькнули лица телевизионных небожителей: Эрнста, Познера и других.

Затем двое в кадре - все тот же Эрнст и кто-то с ВГТРК - объявили в камеру о том, что они-де запускают в эфир совместный проект - новый детский телеканал «в мультиплексе». Я так и не понял, что имелось в виду под оным «мультиплексом», телевизионщики вечно употребляют какие-то непонятные термины. Понедоумевал слегка и благополучно забыл об этой новости, которая тут же, по законам новостийного жанра, превратилась в «старость».

А утром оказалось, что вчерашний выпуск «Времени» полностью подтвердил старую догадку: смотришь телевизор, а видишь фигу.

Потому что на самом деле на церемонии вручения премии разразился нешуточный скандал. Леонид Парфенов взял и произнес речь по бумажке в жанре: «Не могу молчать». А называя вещи своими именами, взял и наехал на российскую власть. Об этом факте, разумеется, не узнал ни один телезритель «Первого канала». Что лишний раз подтвердило все тезисы премированного журналиста, речь которого сразу же стала очередным хитом в блогосфере.

Леонид Парфенов, выступая на церемонии собственного награждения, не был привычно ироничен. Когда он разворачивал листок бумаги, то у него от волнения дрожали руки. Он извинился, что не может произнести свою речь без бумажки, и нервно, пересохшим и немного заплетающимся языком, зачитал свое послание.

В принципе он не открыл ничего нового. Все, сказанное Парфеновым про российское ТВ, известно давно.

Поразило то, что баловень телеэкрана вдруг решился на гражданский поступок. Потому что, вообще-то, совершать гражданские поступки у нас, особенно среди элиты, в последние годы было как-то не принято. Гражданская позиция - это откуда-то из прошлого века. Мы и слова-то такие почти забыли. Нынче в моде - веселый цинизм. Постмодернизм. Все всё знают, но демонстративно молчат.

И вот вдруг - голос прорезался.

Символично, что прорезался он именно у Парфенова - знаковой фигуры российской журналистики 90-х годов. И сегодня, это можно заявить со всей очевидностью, пробившийся, благодаря, разумеется, не телевиденью, а блогам, к умному и пытливому телезрителю.

Хотел или не хотел того Парфенов, но, говоря о тележурналистике, о вроде как сугубо цеховой реальности, он подвел неутешительные итоги целого десятилетия. Путинского десятилетия.

Отечественная журналистика, понятное дело, телевиденьем не ограничивается. Есть пресса, есть радио, есть, наконец, Интернет, который год от года расширяет аудиторию. И все-таки именно тележурналистика, как самое влиятельное и массовое медиа, первым превратилось в рупор власти, а значит и в обслугу этой самой власти, о чем Парфенов и устал молчать:

«Произошло огосударствление федеральной телеинформации. Журналистские темы, а с ними вся жизнь, окончательно поделились на проходимые по ТВ и непроходимые по ТВ. За всяким политически значимым эфиром угадываются цели и задачи власти, ее настроения, отношение, ее друзья и недруги. Институционально это и не информация вовсе, а властный пиар или антипиар - чего стоит эфирная артподготовка снятия Лужкова. И, конечно, самопиар власти».

Теперь, после явления телеролика с Парфеновым в блогосфере, забавно и поучительно видеть, насколько он прав. Ведь сам лауреат премии имени Влада Листьева оказался непроходимым по ТВ. И наверняка Парфенов знал, что в подобном «неформате» он принципиально «непроходим». Когда настоящий буйный малый вытаскивал свою бумажку из внутреннего кармана пиджака, то знал, чем рискует. Карьерой - точно, а может, и собственной головой?

Но он знал и о том, что каждое его слово все-таки будет услышано. Причем «кем надо» услышано. То есть и Путин, и Медведев, не говоря уж о Грызлове, который тоже упомянут Парфеновым в негативном контексте, услышат и, разумеется, как-то отреагируют. Пусть не публично, а за кулисами, но отреагируют.

Да, очевидно, Парфенов совершил гражданский поступок. По крайней мере, внешне его личный акт гражданского неповиновения (а по форме и содержанию это именно «бунт на корабле», причем во время парада) выглядит как высокий поступок человека, решившегося идти против общего течения.

Вдумаемся в смысл этого поступка.

Пока обласканные властью кинорежиссеры штампуют верноподданнические, льстивые и лукавые «Манифесты просвещенного консерватизма», вдруг в самом центре карнавала, на церемонии раздачи слонов и пряников, главный виновник торжества вдруг выкидывает фортель и оборачивается шутом, то есть тем самым редким индивидуумом, который имеет право нести неприятную правду прямо в лицо власти.

Скандал? Однозначно! Да еще какой.

Парфенов явно поступил «не по понятиям». Взял и обгадил длань дающего. Выставил свою корпорацию в неприглядном свете. Да еще и прямым текстом намекнул на моральную несостоятельность и чванство сильных мира сего.

И это на фоне старых разговоров о «второй древнейшей», о продажности журналюг, всех этих быдлятских мифах, которые так любят муссировать в прессе как раз власть предержащие.

И вдруг - бац! - получайте правду-матку.

Пусть власть считает Парфенова телешутом, но его вчерашнее выступление на праздное кривляние никак не похоже.

Главное слово в его обращении «городу и миру» - лицо.

Парфенов начал с изуродованного лица Олега Кашина, которое «поправили» врачи. Тут же перескочил на переносное значение: как выглядит теперь лицо отечественной журналистики? А затем покусился и на первые лица - лица власти. Причем - персонально.

«Для корреспондента федерального телеканала высшие должностные лица - не ньюсмейкеры, а начальники его начальника, - с горечью признал кудесник прямого эфира. - Институционально корреспондент тогда и не журналист вовсе, а чиновник, следующий логике служения и подчинения. С начальником начальника невозможно, к примеру, интервью в его подлинном понимании - попытка раскрыть того, кто не хотел бы раскрываться. Разговор Андрея Колесникова с Владимиром Путиным в желтой «Ладе-Калине» позволяет почувствовать самоуверенность премьера, его настроение на 2012 год и неосведомленность в неприятных темах. Но представим ли в устах отечественного тележурналиста, а затем в отечественном телеэфире вопрос, заданный Колесниковым Путину: «Зачем вы загнали в угол Михаила Ходорковского?»

Парфенов с горечью признал, что существует как бы две разных России: Россия федеральных каналов и Россия ведущей общественно-политической газеты «Коммерсант». Понятно, что на самом деле их, таких «Россий», гораздо больше. И очевидно, знаменитому тележурналисту обидно, что он оказался в стане тех, кто не выносит «критических, скептических или иронических суждений», кто замалчивает «до четверти спектра общественного мнения. Высшая власть предстает дорогим покойником: о ней только хорошо или ничего».

Ближе к концовке своего выступления Леонид Парфенов договорился до того, что сравнил «первые лица» с овощами на прореженной грядке, при этом он, как одаренный стилист, разумеется, не мог не понимать, какую коннотацию имеет слово «овощ» в русском языке: «Вечнозеленые приемы, знакомые каждому, кто застал Центральное телевидение СССР. Когда репортажи подменяет протокольная съемка «встреча в Кремле», текст содержит «интонационную поддержку», когда существуют каноны показа: первое лицо принимает министра или главу региона, идет в народ, проводит саммит с зарубежным коллегой. Это не новости, а старости - повторения того, как принято в таких случаях вещать. Возможны показы и вовсе без инфоповодов - на прореженной эфирной грядке любой овощ будет выглядеть фигурой просто в силу регулярного появления на экране».

Здесь сразу вспоминается старый анекдот, который так любит повторять в своих интервью гуру отечественного прайм-тайма Владимир Познер: «Если чью-либо задницу каждый день показывать по телевизору, то она станет самой известной задницей в мире».

Теперь очень важный момент.

Кто из нас верит в то, что Парфенов - камикадзе? Или в то, что он сошел с ума?

Никто не верит.

Ибо во всем мы склонны видеть если не тайный умысел, то тренд. Даже в простом мужественном поступке настоящего профессионала. Ведь Парфенову, по большому счету, за профессию обидно. За то, что так бездарно и глупо тележурналистика растеряла крохи своего последнего авторитета. И уже потом - обидно за страну.

Если же все-таки всерьез говорить о тренде, то тренд такой, что накануне президентской избирательной кампании нет-нет, да протечет в эфир какая-нибудь «бяка» про первых лиц. Примечательно, что «бяка» теперь именно протекает.

Вопрос только в том, организованы эти «утечки» сверху, или же они прорываются спонтанно, благодаря пресловутому человеческому фактору.

И Парфенов здесь любопытный пример.

Заготовить и прочесть «информационную бомбу» в ходе знакового и обреченного на внимание СМИ мероприятия (напомним, памяти убитого журналиста Листьева) - это в любом случае смелый поступок, и он уже вошел в анналы отечественной журналистики. Но вместе с тем, выступление Парфенова - это и политическая акция, ярко свидетельствующая о том, что созрела ситуация, когда «верхи уже не хотят, а низы не могут».

Даже если Парфенов действовал из чистого альтруизма, исключительно на свой страх и риск («тележурналистом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан»), его поступок - это еще один, причем весьма ощутимый, удар в вязкую и поглощающую всякий вопль «подушку безопасности», которую создала себе нынешняя власть, в том числе, используя и телевизионный ресурс.

И веселые перья из этой подушки уже полетели по просторам блогосферы.

Вряд ли эпизод с Парфеновым просочится в эфир федеральных телеканалов (как не просочилась месяц назад новость об «украинском синяке» Путина), но тележурналист был тысячу раз прав, когда заявил: «Куда страшнее, что большая часть населения уже и не нуждается в журналистике».

А это уже не диагноз, а констатация смерти.

Саша Донецкий