Как же давно это было!

… 1984 год, 1 сентября. Первый раз в первый класс! Первая учительница, первый дневник, первый портфель, первый пенал. Замысловатые каракули в прописях, домашние задания, строгие комментарии красной пастой в дневнике и тетрадках.

То была одна из многих псковских школ, и происходящие в ней процессы мало отличались от таковых в других школах. После первого класса мы переехали с Гражданской в центр города, но я всё равно продолжал ходить в Сорок Седьмую Школу. Ездил три остановки туда и три обратно – сначала шесть, потом пять дней в неделю. И так оставшиеся семь лет до момента, когда ушёл учиться по профессии.  Но это было потом. А до этого я целых восемь лет пребывал в четырёхэтажном учебном заведении с широкими коридорами, высокими потолками и деревянными полами. Мне там нравилось. Я любил школу. И школа любила меня.

До сих пор вспоминаю директора. Это был Семён Яковлевич Прокофьев – умный, рассудительный дядька. Он почти ничего не вёл у нас, но в те редкие моменты, когда он говорил (а говорил он интересно и увлекательно) в классе стояла гробовая тишина. Было так тихо, что, казалось, можно было услышать одиноко сидящую на окне муху, которая чистила крылышки.

Ещё был Григорий Аронович Свердлов – учитель биологии. Это был самый строгий и требовательный педагог, на уроках которого царила железобетонная дисциплина. Любой отпетый хулиган превращался в наиприлежнейшего ученика и все сорок пять минут не прекращал им быть.

То ли дело в мощном биополе Ароныча, то ли в умении толково и грамотно донести учебный материал, но многие ученики, когда представилась возможность выбирать предмет для сдачи экзамена, выбирали биологию. Я был в их числе.

Самыми любимыми предметами у меня были русский и литература. И учительница у меня тоже была самая любимая – Маргарита Евгеньевна Храпунская. Всё ругала меня за незнание правил русского языка, но, несмотря на это, всегда ставила мне пятёрки за то, что никогда не делал ошибок. Хвалила за то, что много читал.

Конечно, были и другие учителя, но эти были самыми харизматичными, оттого и запомнились более остальных.

Но преподаватели – это люди со своими настроениями, проблемами и желаниями. Люди, которые ходят на работу и получают там результат своего не очень благодарного труда в виде различных эмоций и зарплаты. Но не о них сейчас речь.

Речь о школе как таковой. О том здании, в котором проходит (точнее, проходил) учебный процесс. Здание 1938 года постройки, то есть школа относится к числу старейших в Псковской области. Но, несмотря на почтенный возраст, я не помню, что школа была дряхлой. Внутреннее убранство – мебель, двери, инвентарь, техника, коммуникации, - возможно, требовали обновления. Что, кстати, частично делалось. Но основа здания, его скелет – были вполне нормальными. И почему несколько лет назад внезапно открылась нужда в капитальном ремонте – мне непонятно. По крайней мере, фотографии, которые мне довелось видеть и которые были сделаны незадолго до частичного демонтажа, показывают, что торопиться не следовало. Тем более поразительна ситуация, когда после того, как школу разгромили, начавшийся ремонт был полностью заморожен. Школа тоже оказалась замороженной, но уже в прямом смысле слова, оставшись без консервации, продуваемая ветрами, проливаемая дождями и заносимая снегами.

И каковы же перспективы у огромного четырёхэтажного монстра без окон, дверей, охраны и забора? Точка притяжения для криминала – кого-нибудь ограбить, изнасиловать или убить. Идеальное пристанище для бомжей, наркоманов и пьяниц, место для игр пионэров и школьников.

Я тут грешным делом подумал, что школу, скорее всего, снесут. Но после разговора с охранником по имени Юрий выяснилось, что какие-то деньги вроде выделили и в скором времени дело сдвинется с мёртвой точки. Охрану увеличат, восстановят ограждение по периметру школы и приступят непосредственно к ремонту.

Однако остаются вопросы. Хватит ли выделенных денег? Как долго будут продолжаться работы и во сколько этапов они будут организованы? Когда школа будет окончательно введена в строй?

Уж поскорее бы. А то лето у нас больно короткое.

Майк Миханзон