Блоги / Александр Донецкий

Польша «внутри»

13.04.2010 16:30|ПсковКомментариев: 44

Когда мне было лет двенадцать, я побывал на экскурсии в белорусской деревне Хатынь. Мемориал производил сильное впечатление: среди голого поля как бы оставшиеся после пожара печи звучали поминальными колоколами. Сожженная вместе с жителями Хатынь символизировала жертвы, принесенные нашим народом на алтарь победы, и, разумеется, тогда, в начале 80-х, у советских граждан даже вопроса не возникало, почему из сотен сожженных деревень власти выбрали именно белорусскую Хатынь, а не, допустим, псковскую Красуху.

Смоленская рифма – Катынь - возникла позже, на волне Перестройки, когда впервые были преданы гласности секретные протоколы пакта Молотова-Риббентропа. Тогда же были раскрыты и трагические материалы о расправе НКВД над пленными польскими офицерами. Информация об обыкновенной жестокости сталинских палачей, впрочем, утонула в потоке антисоветских разоблачений, захлестнувших СМИ. Чудовищный 1937-й год и ГУЛАГ вообще превратили Катыньское событие в рядовой эпизод в истории сталинского террора. Несколько тысяч фамилий пленных польских офицеров затерялись в списках миллионов. И, допустим,  Левашово, что под Питером, где, начиная с 1937-го года, по некоторым данным, сотрудниками НКВД было расстреляно до 46-ти тысяч советских граждан (в том числе и несколько тысяч поляков), оказалось ближе, чем Катынь, не только географически, но и, так сказать, ментально. Все-таки это были наши поляки.

Но кто знает у нас про Левашово? А вы говорите - Катынь...

И ничего удивительного в том, что до черной субботы, когда под Смоленском разбился самолет польского президента Леха Качиньского, 47% российских граждан, согласно соцопросу, вообще ничего не слышали о Катыньском расстреле.

Мы и об ужасах ГУЛАГа особенно ничего слышать не хотим. Ну, было и было. Это наша история. Осудили сталинские преступления? Осудили. Перед поляками извинились? Извинились. Причем не один раз. Так чего же они еще хотят?

Русские, между прочим, пострадали от тоталитаризма ничуть не меньше, чем другие народы, населявшие СССР и сопредельные государства. Поляки, между, прочим, тоже не ангелы. После Мюнхенского сговора Чехословакию вместе с фашистской Германией схавали, не задумались про славянское братство. Над пленными красноармейцами еще как издевались во время гражданской войны и сразу после ее окончания.

Так что теперь, будем вспоминать всуе все взаимные претензии? Вспомним и про три раздела Польши, и про оккупацию поляками Москвы, и про осаду Пскова войском Стефана Батория?

Понятно, что подобный подход анти-историчен. И Катынь не зря рифмуется с Хатынью. Идеологи и пропагандисты КПСС хорошо знали свое дело, отчего о попытках забыть некоторые мрачные страницы собственной истории нам напоминает, как это ни парадоксально, и название белорусской деревни. Все-таки в СССР у нас была одна история, выверенная с линией партии, приглаженная и отлакированная, а теперь - совсем другая, черно-белая и непредсказуемая, часто ставящая прямо в тупик.

А вот полякам, пусть они даже были убежденными коммунистами и апологетами величия Варшавского договора, утаить факты было гораздо труднее. Все-таки были живы тысячи родственников и друзей тех, кто сгинул под Катынью, и правда о трагедии стала камертоном для определения польского будущего.

Очевидно, что не будь Катыньского расстрела, у лидеров прозападной «Солидарности» было бы намного меньше аргументов в борьбе с правящим режимом, и кто знает, не стань Польша действительно слабым звеном в рядах советского блока, чем бы закончилось геополитическое противостояние двух систем.

И хотя «если бы» да «кабы» не приемлемы в исторической науке, вполне вероятно, что необходимые реформы в соцлагере пошли бы совсем по-другому, не шоковому, сценарию, да и поводов для откровенной русофобии было бы гораздо меньше, и не только, кстати, у поляков.

Сейчас, после траура, и в Москве, и в Варшаве политики много говорят о перспективах сближения двух «братских народов», не стесняясь употреблять это забытое уже определение – «братский». Однако почти половина участников опроса на одном из Интернет-ресурсов на вопрос: «Как повлияет трагедия под Смоленском на отношения России и Польши?» - ответили: «Никак».

Предположу, что политическая конъюнктура (включая дежурную русофобию), - покуда мы все дальше уходим от трагедии середины прошлого века, - вообще будет играть все меньшую роль в отношениях России и Польши, точнее, русских и поляков.

А вот в стремлении к дальнейшей самоидентификации Польша для России, как и Россия для Польши, - никуда не исчезнет и, быть может, приобретет еще большее значение. Вопрос: «Кто мы?» далеко не исчерпан.

Ведь кто такой поляк для русского?

Один из вариантов самого себя. Поляк – это русский человек, каким бы он мог быть, если б жил на Западе. Поляк – славянин между Востоком и Западом, и никуда ему от этого раздвоения не деться. Как бы некорректно не звучали подобные формулы, но если б не было поляков, то и русские были бы другие.

И вполне вероятно, что такими условными «поляками» стали бы, например, псковичи. В каждом русском живет своего рода «внутренняя Польша», иначе говоря, возможность исторической альтернативы, западный человек в развитии. Проблема в том, стоит или не стоит задавить «внутреннюю Польшу в себе». Иначе говоря, какую избрать перспективу, направление движения? Это вообще-то предмет целого философского трактата, но то влияние, которое оказала польская культура на русское сознание в 17-м веке и позже, трудно сравнить с каким-то другим влиянием, допустим, немецким или французским культурным влиянием.

Присутствует во всем этом мистика крови и языка. Содержится здесь мощный фактор ревности, взаимное притяжение и отталкивание: какая же ревность без любви? А от любви до ненависти, согласно народной мудрости, - один шаг. 

Поляки являются поляками, а не немцами, не только потому, что они соседи, а именно потому, что они близки генетически, они родные, то есть буквально вышли из одного рода-племени. Изначально они не немцы, то есть, согласно этимологии, не немые люди, а люди с языком, так похожим на твой собственный.

Немцы они и есть немцы, что с них взять?

А вот поляки для русских, и русские для поляков, – совсем другое дело.

С них, то есть с нас, и наоборот, и спрос выше и претензий больше. И эти претензии живут в веках, а кто там на польском троне, пан Ярузельский или пан Качиньский, - не столь для этих родовых претензий важно. Важно, что польский менталитет делает акцент на прозападном индивидуалистическом «Я», а русский на самодержавном «мы», и между этих двух полюсов обретают себя польский гонор и русская душа.   

На обывательском уровне поляк гораздо ближе русскому человеку, чем кто-либо еще, даже из славян или соседей. Скажем, сербов или эстонцев средний русский человек знает гораздо хуже, чем поляков, и это, опять же, далеко не случайно. Пусть имена Збигнева Цибульского или Марыли Родович уже мало что говорят новым поколениям, польские кино, музыка и литература, столь популярные в СССР, уже давно неотделимая часть не только польской, но и русской культуры.

Внушительный список «русских поляков», оставивших свой след в русской истории, включает таких разных персонажей, как Достоевский и, к примеру, Дзержинский, и это – многосоставное наследие имперского прошлого, включающего и весомый советский эпизод с «Четырьмя танкистами и собакой», Анной Герман и Надей из «Иронии судьбы».

Последние 20 лет Польша усердно стремится подальше от своего восточного брата, которого никогда не считала «старшим», но судьбу вряд ли обманешь, и субботняя драма с польским бортом  №1 продемонстрировала это со страшной наглядностью.

Беги не беги в сторону Евросоюза, а рано или поздно окажешься где-нибудь под Смоленском, в гнилом овраге.

Саша Донецкий

ПЛН в телеграм
 

 
опрос
Необходимо ли упростить выдачу оружия в России?
В опросе приняло участие 233 человека
Лента новостей