Кортик

Вчера псковские депутаты вспомнили о вытрезвителях. Идея их закрыть пришла в голову экс-министру МВД Рашиду Нургалиеву и его коллегам тогда, когда один из «полисменов» до смерти избил в вытрезвителе журналиста. Жизнь показала: единственный способ, чтобы полицейские не убивали пьяниц, - не увещевания и уголовные дела, а закрытие вытрезвителей. Сегодня «благодаря» этому решению воют все больницы страны, в которые и свозят, в основном, целевой контингент вытрезвителей.

Около двух лет назад мне довелось полежать в Псковской городской больнице, в отделении гастроэнтерологии. Замечательное время, когда можно ничего не делать - если только удаётся абстрагироваться от того, из-за чего, собственно, находишься в больнице. Отбой здесь всегда был строго в 22.00, и с этим, как ни странно, никто никогда не спорил. Сов не было и в моей палате: рано ложились и мой нынешний приятель-повар, и «сидячий» дедушка. На первом же обеде дедушке сказали, что у него - «щадящий режим питания», но дедушка услышал все по-своему, и на каждом приеме пищи, не успевая подойти к раздаче, кричал: «У меня сидячый!» - как будто опасался, что кто-то заставит есть его стоя.

Так вот, соседи засыпали рано, а я уединялся в коридоре со Станиславом Лемом. Поначалу меня пытались прогонять, но я делал вид, что такой же глухой, как мой дед-сосед. Через пару дней у меня даже появился еще один сосед, по дивану. Вроде, звали его Саша, и было Саше лет под шестьдесят. Саша скучал и не считал чтение Лема столь увлекательным занятием. Он рассказывал мне, что лет двадцать назад бросил пить, воспитал кучу детей, а вот неделю назад ехал в поезде со старинным другом и решил сделать глоточек водки. Та оказалась, разумеется, страсть какой палёной, и друг мой, Сашка, развязав через двадцать лет, обжог внутренние дыхательные органы, и теперь они горят и не дают ему спать. Я ему сочувствовал.

Правда, там и так было кому посочувствовать. Почти во всех отделениях есть «тяжелые» палаты, из которых почти каждый день кого-то увозят навсегда. В мужскую - она была по-соседству с моей - как-то доставили молодого мужчину в состоянии алкогольного опьянения, он вроде и не буянил даже. На следующий день проснулся бодрячком, болтал с соседями и родственниками: его не выписали, он оказался тем нечастым «лицом в состоянии алкогольного опьянения», которому требовалась медицинская помощь. Сначала, вроде и вовсе не требовалась. А через пару дней ему неожиданно стало хуже: отказала печень, и он перестал кого-либо узнавать, стал бредить. Как часто бывает, его приходилось все время привязывать.

Отделение было переполнено, в коридоре постоянно лежали один-два «лица», остающиеся на ночное дежурство две молодые медсестры (а то иногда и одна) не всегда справлялись, и несколько раз мы с приятелем-поваром привязывали его сами.

В одну из ночей, когда я в очередной раз отделался от «горящего» и ставшегося маниакально навязчивым Саши и переключился на Лема, привезли очередное «лицо в состоянии алкогольного опьянения»: это был дедушка лет 65, в сопровождении дочери и двух санитаров. Те выгрузили его на кушетку - он буянил и грозил всем нам нанести серьезные увечья - и уехали. За ними пошла и дочь. «А вы не останетесь с ним, хотя бы пока я капельницу не прокапаю? - растерянно спросила медсестра и, увидев бегающие глаза, уточнила. - У вас есть возможность хоть немножко задержаться?» «Вы знаете, меня внизу ждет такси, я не могу… Да…», - проговорила дочь, повернула и быстро пошла из отделения.

Её папа оказался буйным, после того, как медсестра поставила ему капельницу, начал орать и махать руками, раздирая себе шприцем руки в кровь. Пришлось нам его связать. Мы с Лемом караулили его, пока капала капельница.

Вышел «обожженный» Саша и, вздыхая, направился пить кипяченую воду. «Неужели ему нельзя дать никакое лекарство? Он мне говорит, что уже шестой день не спит, горит у него все», - спросил я у медсестры. «Скорей всего, правду говорит, - ответила она. - Все, что можно, мы ему уже дали. Но он уже здесь третий раз за полгода, алкогольные передозировки, внутренние органы обожжены. Ни наркологам, ни родственникам он не нужен. За все это время к нему никто не приходил».

Я побрел спать. Правда, уже минут через десять, мы с моим приятелем проснулись от криков в соседней палате: буйный развязался, все остальные в палате оказались лежачими, а медсестра справиться с ним не могла. Встали, привязали. Он ничего не понимал, но плевался. Вторая попытка уснуть.

Проснулся я оттого, что кто-то тряс меня за плечо. Это снова была медсестра, которая с испуганным голосом и шальными глазами сообщила мне, что мой собеседник Саша ходит по отделению в трусах, с фонариком и размахивает ножом.

Саша стоял в центре зала именно в таком виде и выбирал себе таблетки. «Я ухожу домой», - пробормотал он. И пошел в сторону женской палаты. Каким-то чудом нам удалось его отогнать. «Он уже там был… Нагишом ходил с фонариком. Я его выгнала из палаты, он ушел… Вернулся в трусах и с ножом», - скороговоркой выпалила медсестра.

На мою просьбу отдать нож, Саша дерзко махнул своим оружием, покрушив половину колбочек с таблетками. На шум явилась подмога в виде пожилого богатыря, который работает санитаром в наркодиспансере. Третьего коллегу мы растолкали, пока Саша искал «путь домой».

На уговоры, окружения и заламывания рук ушло минут десять. Сашу было тяжело вязать: он брыкался, царапался и просился домой. От алкогольного недосыпа появились галлюцинации, и он что-то кричал про лошадей, и что мы его отдаем смерти. Мне кажется, он уже не узнавал меня. До утра он без остановки кричал, скулил, переворачивал воду и (знакомое дело) вырывал капельницу. Один раз даже отвязался, и мы с санитаром его привязывали заново. «Дай сюда, я сам!» – отобрал у меня веревки санитар. «Я тоже могу…». – «Да ты дохлый, как велосипед. Я сам справлюсь», - приободрил он.

Под утро Саша сдался и уснул.

Уже на следующий день пришедшие сестры рассказали, что такое случается нередко. «Смотрите…», - украдкой сказала одна из медсестер и открыла ящик стола. Там лежали ещё три ножа. «Почему вы их не отбираете?!» - возмутился я. «Отбираем… Вот и у вашего… отбирали. Откуда этот нож взялся – ума не приложу».

Через три дня Сашу, после того, как прошла истерия, забрали в наркодиспансер. Он уехал, зато в коридоре остались «прокапываться» еще два героя. Гораздо тише, но кто его знает, что у них на уме. А за ними будут еще и еще. И так, пока гром не грянет.

Денис Камалягин (лицо, признанное Минюстом РФ иноагентом)