Издранное с кровью

В Центральной городской библиотеке отметили 60-летие Геннадия Кононова, учителя и поэта, родившегося, почти всю жизнь прожившего и умершего на Псковщине - в городке с жутковатым названием Пыталово, где он нашел свой повседневный персональный Ад и вдохновение, которое, по формуле Кононова, «необъяснимо и абсолютно вне бытовых ощущений. Некоторые чувствуют его, созерцая природу, во время молитвы или эмоционального напряжения, - записал он в своей «ARS-POETIKе». - Один чудак говорил мне, что его осеняет в состоянии эрекции…»

Организатор и вдохновитель мемориального вечера «Кононов на Конной-2» (год назад случился первый) Ольга Пятковская рассчитывала на стандартный «академический час». С тем, чтобы участники как бы «открытого урока» памяти Геннадия Кононова прочли вслух по стихотворению и сказали несколько слов о поэте, а потом успели на юбилейное торжество критика Валентина Курбатова, отмечающего 80-летие. Не успели.

Ценителей поэзии Кононова было совсем немного, но никто из них не покинул зал: за чтением стихов, воспоминаниями и филологическими разборами «урок поэзии» затянулся и продлился не школьные 45 минут, а два с лишним астрономических часа, чего участники встречи, кажется, даже и не заметили, и очень удивились, взглянув на циферблат: «Ого! А на часах-то уже…»

Тогда перешли к винограду и алкоголю, неоднократно воспетому Кононовым, полноправному персонажу его горьких и светлых стихов, помогающему преодолеть боль и Ад провинциальных переулков, как, опять же, сформулировал поэт в своем манифесте:

Это верно, конечно, но не только «вой». А еще и размышление, и медитация, и озарение, как всегда внезапное. Кононову повезло с друзьями и почитателями. При жизни он писал стихи исключительно «в стол»: так и не дождавшись издания ни одного сборника своих стихотворений - поэт умер в 2004-м. Зато после смерти издан уже четвертый по счету. После книг «Жизнь - за прозренье», «На русских путях» и «Тиль, или Мотивы Фландрии», авторский сборник «Издранное» - особое событие. Сборник действительно авторский - был составлен самим поэтом незадолго до ухода, но не по хронологии написания стихов, а по какому-то причудливому, одному автору ведомому, замыслу.

«Издранное» (от глагола «выдрать», словно листки из тетради) впервые родилось как шутка, в далеком уже 1992-м, к 33-летию Кононова. Название придумал друг поэта - Вячеслав Козмин. На обложке «Избранного» была зачеркнута буква «б» и надписана «д». Тот давний сборник напечатали ротапринтным способом в количестве десяти штук.

Нынешний, авторский, внешне напоминает общую тетрадь (художник - Илья Семин) и издан в 60 экземплярах - по числу прожитых и непрожитых лет. Собственно презентацией новой книжки друзья поздравили Геннадия Кононова и его читателей с юбилеем.

Друг и соавтор Геннадия Кононова по песенному творчеству Вадим Андреев рассказал о том, как работал вместе с поэтом над методическим пособием для студентов «Филологический анализ художественного текста». Одним из способов доказать эстетическую состоятельность литературного произведения филологи, вслед за известным лингвистом Александром Пешковским, предложили метод так называемого «стилистического эксперимента». Прием анализа заключается в том, чтобы подставлять вместо оригинального слова - другие, синонимичные, неизменно убеждаясь в точности авторского варианта, единственно верного и потому незаменимого.

Вадим Андреев попытался осуществить «стилистический эксперимент» по замене слов в программном стихотворении Кононова «На русских путях» вслух, что называется, проверяя на публике «единство и тесноту стихового ряда», и понятно, что из игры с подменами можно было сделать один вывод: все уникальные слова стояли на единственно возможных для них местах, попутно открывая для слушателей какие-то новые, ранее неведомые, потайные смыслы:

«Текст был только один, но менялись названья.
Я любил одну женщину в разных изданьях
и впотьмах золотую искал середину
между хлебом единым и небом единым. <…>

Не для ветреных дев, не для славы и хлеба
я корпел, отвернувшись от низкого неба.
Это был мой единственный способ продлиться,
Это был мой единственный способ молиться
на русских путях».

Для поэта Артема Тасалова поэзия Кононова - это сошествие в Лимб: «Как будто я заглядываю не то чтобы в Ад, а куда-то в бездны, достаточно жуткие, - описал свои впечатления составитель одной из журнальных подборок Кононова. - Я вижу его творчество в метафизическом измерении. Из серых будней, из которых душа пытается вырваться, подняться вверх, вырастает духовная вертикаль, неслучайно его лирический герой с апостолом Петром накоротке».

Мысль про Ад подхватил филолог из Тарту Александр Егоров и обратил внимание на «любовь к контрастам» и «непрямой разговор с предшественниками по поэтической традиции», который непрерывно вел Геннадий Кононов, а поэт и журналист Алексей Семенов подметил равнозначность категорий «цветение» и «увядание» в мировосприятии поэта, легко соединявшего дно и небо.

Все сошлись на том, что Кононов - поэт, конечно, непростой (а что, бывает иначе?), многих, возможно, отталкивает его демонстративная брутальность, но это тоже в традициях русской поэзии, иногда выкрикивающей матом «Нате!» и выплевывающей «Христово тело» изо рта:

«Когда устану от веселых сборищ,
и уксус обнаружится в крови -
одним глотком допью всю эту горечь,
всю эту горечь водки и любви.
И смерть придет, вся в облаке сирени.
Как все, кто до нее, она придет.
И я ее поставлю на колени,
чтоб кончить в улыбающийся рот».

Каждая новая строчка неожиданна и перетекает в другую, а все вместе они устремляются в Космос. Стихи Кононова хочется присвоить, будто не он, а ты сам их сочинил, ты их автор; эта подлинность эстетического переживания очень хорошо схвачена в знаменитых стихах Пастернака: «…строчки с кровью убивают, / Нахлынут горлом и убьют!».

Строфы Геннадия Кононова - настоящие, живые, нахлынувшие. Строчки подчас грубы и способны эпатировать, но всегда верны и естественны, как вода, и как любовь, которая принимает любую доступную ей форму: «...Но вечер, как поцелуй, нелеп, / и в окна хлещет ночная мгла... / Я зубы ломал о небесный хлеб, / вино Евхаристии дул из горла. / Любил, молился и хавал снег, / и мне не поздно начать с нуля, / а от любви исцеляют – смех, время, голод или петля».

Александр Донецкий