Новости партнеров
Культура

Ирина Голубева: за территориями памятников стоят земельные участки

14.09.2009 11:39|ПсковКомментариев: 18

 

11 сентября в Общественном пресс-центре Псковской области состоялась очередная пресс-конференция. На этот раз ее участником стала председатель Псковского областного отделения ВООПИиК Ирина Голубева. Разговор был посвящен не только памятникам истории и культуры, но и вопросам культуры. Журналисты региональных СМИ задали вопросы, касающиеся отдельных памятников. Представляем стенограмму пресс-конференции.

– Я прежде всего хочу поблагодарить ПЛН за возможность открытого выступления и организацию пресс-конференции, посвященной проблемам охраны памятников в Пскове, в Псковской области, и наверное, везде. У нас на общественном совете по культурному наследию при губернаторе уже были поставлены на прошлой неделе некоторые вопросы. Я бы хотела продолжить, поскольку эти вопросы волнуют и общество охраны памятников, его активное ядро и хотела бы услышать, в первую очередь, вопросы от вас.

Собственно охрана делится на несколько больших разделов. В первую очередь, это проблема законодательства, в том числе, федерального. Федеральный закон исправлялся в течение нескольких лет с 2002 года, сейчас грядёт новая редакция этого закона. Уже в этом году Государственная Дума обещала закрепить новые нормы в законе, они называют это дополнениями. Хотя опять, конечно, не предусмотрено многое. Псковское отделение общества охраны памятников делало свои предложения именно в связи с теми проблемами, с которыми сталкиваемся в Пскове.

Это проблемы территорий памятников, а за этим стоят земельные участки. Земельный передел сейчас в самом разгаре, и уже давно, прямо скажем. Потом это проблема наличия предмета охраны. Предмет охраны – понятие не сформулированное законодательно и специалистам приходится тратить очень много энергии, чтобы доказать наличие предмета охраны – того, что охраняется в памятнике, или наоборот, его отсутствие. С археологией тоже очень сложно, потому что закон, даже новая его редакция, фактически не уделяет внимание никаким археологическим проблемам. Существует и явное лоббирование строительного сектора в нашей Государственной думе, который очень хотел бы сделать из охраны памятников удобный для себя инструмент, чтобы перестраивать и переделывать не только сами памятники, но и наши исторические города. Это прослеживается в законе, против этого мы  выступали, вносили свои предложения, разговаривали с председателем комиссии по культуре Государственной Думы Ивлиевым и отдавали ему свои замечания. Замечания эти были приняты, но пока я не знаю, насколько они будут учтены. Такая работа – высший уровень для нас, до сих пор псковское отделение общества охраны памятников никоим образом не участвовало в законотворчестве.

Есть ещё горящие точки – это текущая работа, когда вдруг выявляется, что на памятниках происходят либо нарушения, либо уничтожение, либо разрушение. В текущей работе задействовано достаточно большое количество людей, не только членов ВООПиК. Например, я получаю просто звонки, зачастую анонимные, звонки от прихожан церквей, звонки от жителей Пскова, которые говорят о каких-то работах, на их взгляд, сомнительных, проводимых на памятниках. Тогда у нас оперативная группа выезжает на место, составляют соответствующие акты, передают в комитет по культуре. Должна сказать, что реакция комитета по культуре - очень замедленная. Мы всегда работаем с комитетом, тем не менее, не находимся в состоянии эйфории, что всё отлично, и критикуем его. И уже последний выход у нас – журналисты. Поверьте, прежде, чем опубликовать что-то или сделать публичное заявление, мы проходим очень большие бумажные пороги. Скажем, в законодательной сфере, работаем с Псковской городской Думой, с администрацией города и с комитетом по культуре Псковской области. И когда уже всё бесполезно, тогда нам приходится давать публикации по нарушениям. Вот такие заботы у общества охраны памятников.

– На прошлой неделе и на этой очень актуальна тема Покровской башни. Можно ваше видение изложить на эту проблему?

– Кроме того, что я представитель общественной организации, я всю свою сознательную жизнь работаю в реставрации памятников, поэтому у меня видение на это профессиональное. Я считаю, что какие-то небольшие вопросы, скажем музейных экспозиций, вторичны по отношению к реставрации. Сначала памятник исследуется и реставрируется, и уже сам памятник подсказывает, что в нём нужно сделать, а что совсем не нужно делать. Поэтому у нас в данном случае сейчас проблема использования и музейной экспозиции опережает вопрос реставрации. А что, на мой взгляд, нужно? Нужно просто действовать по методике: определить суммы, которые сейчас возможны для реализации, это зависит, как я понимаю от областного руководства. Нужно определить, какая организация будет этим заниматься, составить задание, которое согласовывается с органами охраны памятников, причем это даже согласовывается в Москве федеральным органом охраны, определять ответственных и действовать по заданию, которое составляют специалисты. Это в первую очередь.

Я долгое время работала с Натальей Сергеевной Рахманиной - вдовой Всеволода Петровича Смирнова, мы с ней виделись несколько дней назад. Она тоже обеспокоена судьбой Покровской башни. Первое что для нас важно, это восстановление утраченного в результате форс-мажорных обстоятельств (пожара) шатра, который делал Всеволод Петрович Смирнов. Тут мы все согласны. Но вопрос экспозиции потребует другой конструкции шатра. Если там будут восстановлены экспозиционные ярусы, значит, уже это будет не смирновская реставрация. Вот здесь важны методические решения, их нужно принимать коллегиально. Если шатёр делать по Смирнову, то нужно очень креативное решение принимать по экспозиции, которое пока что я не видела представленным музеем. Ну, собственно, ещё и рано.

Какова позиция ВООПИК относительно реставрации церкви Богоявления с Запсковья?

Свою позицию мы заявили в акте осмотра церкви, осмотр мы проводили до дня строителя 6 августа. Архитектурная секция, члены президиума выходили на объект, причём два раза для уточнения. У нас есть ряд замечаний к реставрации этого памятника. Основная проблема сводится к тому, что работы по интерьеру в памятнике не имеют никакого отношения к реставрации. Это  использование современных материалов, что недопустимо, использование различного рода фурнитур – сигнализации, розеток, приводок скрытых и открытых. Это затрудняет восприятие интерьера памятника и декоративные вещи. То, что уже говорили - пол, иконостас, отделка стен, которая соответствует стандартам евроремонта, но не соответствует методике обработки стен в наших памятниках, она другая. Иконостас там поставлен стандартный, штампованный из парапласта.

В звоннице, туда просто никто не заходил, устроена совершено необыкновенной мощности газовая котельная, которая рассчитана на автономное питание. Если весь город отключат, в церкви будет жарко. Непонятно для чего такие мощности, техногенный фактор присутствует сверх меры.

– Чем это грозит?

– Во-первых, нужно держать в штате оператора, чтобы он контролировал котельную. Потом нужно поддерживать температурно-влажностный режим, чтобы знать, какая температура. Выше 11 – 14 градусов обычно в таких храмах не даётся. Ну и вообще всегда газовая котельная – это  повышенный риск. Обычно их стараются в самих памятниках не устанавливать и подводить откуда-то из других узлов. Это что касается служебных помещений.

Снаружи те же самые претензии к наружной отделке, которая заменяет просто образ памятника. Как мы написали, физически памятник сохранен, морально уничтожен таким образом. Наружная отделка тоже выполнена по стандартам евроремонта. Очень острые углы здания, просто режущие, очень жёстко обрисованные оконно-дверные проёмы. Пропадает вся та пластика, которая вошла в историю архитектуры как особенность псковского зодчества, её просто не показали. И цвет здания совершенно холодный, мёртвый, засиненный, хотя в таких случаях полагается немножко тонировать. Об этом писал Спегальский, писали и другие  исследователи, что псковские здания были тёплых кремовых тонов в зависимости от наполнителя – песок или немножко глины, розоватые желтоватые, здесь очень холодно и все мёртво.

Очень большая, просто непонятно откуда возникшая ошибка, в том, что южный новый, новодельный придел сделан выше, чем северный. Многие исследователи подтверждали, что церковь Богоявления стала первым образцом псковского симметричного храма. Идеальный вариант такого храма – в селе Доможирка в Троицкой церкви, там абсолютно симметричная церковь. Здесь только было начало, как бы образец, к которому потом стремились другие заказчики при строительстве храмов и по всем проектам южный придел, утраченный ещё в XIX веке, должен быть абсолютно одинаковым с северным, равным ему. Сейчас он сделан на 70 сантиметров выше, причём его барабан и глава. Четверик ещё немного – 10 – 15 сантиметров, не так влияет. А вот барабан и глава вытянутые, сходите и посмотрите. Это не сразу бросается в глаза, просто возникает такое ощущение дискомфорта. Мы тоже сомневались, но потом просто промерили в составе специальной группы, оказалось, что 70 сантиметров искажение. Это важно, потому что изменяет архитектурную композицию здания.

Конечно, очень большие вопросы к благоустройству, которое отчасти сделано не по проекту «Реставрационной мастерской», ведущей реставрацию, а отчасти почему-то нашим ООО «Зеленхоз». Они разделили эту территорию странным образом, и каждый делал, как он хотел, по своему уровню представления. Вот это печально. Фонари малой формы, купленные в магазине «Империал» и повешенные на памятник, это я уже и не говорю, это конечно неподконтрольно оказалось никаким органам охраны почему-то.

Что теперь делать?

– Что касается такого образа, о котором мы говорили, по поводу штукатурки, это надо ждать ремонта следующего. Конечно, сейчас никто не будет сбивать. Обычно ремонт раз в пять лет проводится, там можно отгладить, подтонировать, подкрасить. Вы знаете, наверное, что у нас памятники, которые не ремонтируются, требуют ремонта каждые два года фактически. Здесь получше краска использована, лет пять она продержится.  При очередном ремонте понемногу приводить вот в такой живой вид этот памятник, а что касается придельной церкви, надо разбирать верх, доводить... это не так много, небольшой барабан, но мы считаем, это нужно делать до сдачи работ. Сдача работ намечена на октябрь.

Что касается полов, что даже ЗАО «Реставрационная мастерская» готовы заменить полы. Не знаю, за чей счёт, но такие полы недопустимы. Обычно в таких храмах у них есть фрагмент пола XVII века, который они сами сохранили в алтаре, это были плиты известняковые. Плита с такой гладкой, шершавой поверхностью, но достаточно ровной. Против этих полов категорически выступают представители церкви. Во-первых, им убирать трудно, они жалуются, что уборка затруднена и что когда свечи капают, то стеарин проникает в плиту, она достаточно рыхлая, эти пятна остаются, это действительно так. Был предложен им вариант – заменить плитку на керамическую, но по каталогам подобрать керамику, имитирующую эти известняковые плиты, чтобы убирать легко было и не было проникновения. Второй вариант – деревянный пол. Деревянный пол, сделанный у нас в Ивановском соборе, прекрасно служит. Его, конечно, надо поддерживать, но он нормальный. Никто не жалуется, он и тёплый.

А кто входит в приёмочную комиссию?

– В первую очередь, заказчик. Заказчик – министерство культуры. Они принимали каждый год, идут конкурсы, и работы каждого года принимаются. Но вот последний год… вот такой результат… это называется прорабская реставрация. Есть термин такой в реставрации.

Ирина Борисовна, а почему возникают подобные недочёты, от недоработки, от незнания?

– Все эти недочёты, как мы считаем, произошли по причине отсутствия авторского надзора. Есть автор проекта, который должен контролировать ход этих работ. Он должен вести журнал надзора и писать свои замечания, чтобы их устранили. Если не ведётся журнал, если нет авторского надзора, то возникает ответственность только прораба, производителя работ. Вот она и получилась. Как нам удалось выяснить, договор об осуществлении авторского надзора не был заключён. Хотя автор проекта приходил, консультировал, но это нигде не зафиксировано. Раз нет договора, нет журнала, нет ответственности, в том числе и по завершению барабана.

А кто автор?

– Александр Константинович Богодухов. Причём проект был сделан совершенно по проекту Юрия Павловича Спегальского 1948 года. Он так и подавался на всех защитах, что мы ничего нового не вносим, всё делаем по проекту Спегальского, и вот получилось такое.

Можно сказать, что это типичная ситуация для Пскова, когда изначально предлагали одно, а в результате получается другое?

– Частая ситуация, но у нас не так много реставрируется. Сейчас я очень боюсь, что эта ситуация может, хотя и частично, всплыть в храме Василия на горке, потому что там тоже идут реставрационные работы. Автор – новгородский архитектор Виктор Попов, он очень профессиональный архитектор, старается, исследовал замечательно церковь. Мы  в хороших отношениях как коллеги и постоянно консультируемся. Но он живёт в Новгороде, он не может  каждый день приходить на объект и сразу что-то исправлять, поэтому неделю назад встреча с ним была и мы говорили, что требуется серьёзный надзор. Пока там только приступили к работам.

Что касается точно такого же подхода на комплексе палат Подзноева, то сразу скажу, что в комплексе палат Подзноева фактически на охране только подвалы двух зданий. Всё, остальное – это новодел, просто имитация палат XVII века, такая гламурная вещь, но она вполне допустима. Это всё новое, мы так представляем XVII век, а на подлинниках пока ещё не работали.

Ирина Борисовна, есть ещё один памятник – дом Батова, который тоже беспокоит псковичей. Он горел, что сейчас с ним?

– Мне очень тяжело об этом говорить, потому что не только дом Батова, а и дом предводителя дворянства погорели не однажды. Это федеральные памятники, их собственник – Росимущество. Дом Батова и дом предводителя дворянства находятся в аренде. Дом предводителя у «Псковэлектросвара», это достаточно солидная организация, дом Батова – у петербургского учебного заведения. Вообще по закону, Росимущество должно поставить перед пользователями – арендаторами вопрос о том, чтобы приняли первоочередные меры. У Дома Батова не рекомендовала бы даже ходить. Там просто может упасть купол, причинить вред или вообще убить человека. А рядом театр кукол, сейчас сезон начнётся, дети будут бегать, очень опасная ситуация. Но, к сожалению, пока комитет по культуре никаких мер не принимал, как я понимаю. Начинается сезон - дожди, снега, уже пора принимать меры. Не могу сказать, какие меры приняты Росимуществом вот за этот период. Пока не задавали этот вопрос. Дом Батова очень жаль, потому что там много было вариантов.

– А он застрахован?

– А у нас вообще ни один памятник не застрахован. У нас нет системы страховки памятников, нет системы их оценки. Я видела балансовую стоимость некоторых памятников, в том числе и собора Мирожского монастыря, который просто оценен в 167 тысяч рублей - собор XII века с фресками. Где-то порядка 70 тысяч рублей оценен Северный комплекс со Стефановской церковью, кто-то может просто купить. Стоимость оценивается по площадям, как будто это какой-то сарай. А по художественной ценности никаких оценок и страховок нет. При нанесении ущерба, в лучшем случае, высчитывается кубатура - сколько стоит один куб кладки. Пять рублей, всё, вот это стоимость нанесённого ущерба. Это очень тоже сложный вопрос, мы задавали его тем, кто ведёт работу над законодательством. Они сказали, что введут в новую редакцию закона систему страховых оценок, также как на музейные предметы при их вывозе. Но насколько это будет сделано, пока трудно понять.

– На ваш взгляд, какие памятники, кроме Покровской башни требует скорейшего восстановления, решения свей судьбы? И второй вопрос. Вы говорили о том, что анонимные обращения граждан есть, может быть пару примеров приведёте?

– Есть целый перечень таких объектов, которые требуют сейчас принятия скорейших мер. Этот перечень составлен совсем недавно и связан с тем, что банк всемирного развития вместе с одной из инвестирующих организаций Санкт-Петербурга предложили своё участие для восстановления наших памятников, чтобы это были проекты коммерческого плана. Они предложили дать перечень из 10 объектов, из которых только два-три могут быть профинансированы. В этот перечень вошли, в первую очередь, Покровский комплекс, музейный квартал, потому что это связано с хранением музейным фондов, комплекс Волышова – федеральный памятник, комплекс Гремячей горы, который нельзя сказать, что прямо у нас на глазах гибнет, но это дело времени очень короткого. Поганкины палаты, дом Печенко и Солодёжня с близлежащим кварталом. Отчасти вошли стены Окольного города. Отчасти – потому что некоторые участки уже были реставрированы, они требуют поддерживающего ремонта. Например, такие памятники, как стена Среднего города XIV века, от которой остались только фрагменты, в принципе не могли войти в список, потому что не имеют никакого коммерческого выхода. Это просто вложение денег без сохранения. Эти списки составлялись в комитете по культуре, они уже направлены. Это дополнительные дотации инвестиционные к тем, которые министерство культуры выделяет.

С анонимными звонками в некоторых случаях мы успевали приехать, затормозить работы или же как-то вернуть прежнее состояние. У нас такой случай был, правда, давнишний, но очень показательный. В 2006 году около Мальского монастыря, где велись по заказу Печерского монастыря исследовательские работы, в том числе археологические по реставрации Трапезной церкви Никольской, был выкопан довольно большой котлован. Жители соседней деревни просто позвонили и задали вопрос, после чего мы приехали. Было очень много писем, в итоге монастырь, который вложил довольно большие деньги, закопал эту яму и вернул ландшафт в первоначальное состояние. Но это идеальный случай.

А вот тревожный сигнал был недавно по поводу Ивановского собора XII века. Там сейчас подворье Крыпецкого монастыря, но внутри сделан иконостас и фресковая живопись второго по значению в нашей стране современного иконописца – Андрея Давыдова, который не живёт уже больше года в Пскове. В своё время, когда он разрабатывал иконостас и фрески, он приходил в органы охраны, приносил эскизы, проводили с ним советы. Он мучался, но это всё исполнял. И сам иконостас, и эти фрески были приняты комитетом, ему разрешили сделать эти работы. Андрей Давыдов очень старался создать ансамбль памятника XII века и современные алтарные преграды, соответствующие XII веку, и иконопись такую же. Сейчас до нас дошёл слух, что этот иконостас подлежит демонтажу. По заказу Крыпецкого монастыря будет поставлен высокий ярусный иконостас, который характерен для XVI века в Пскове. Предполагается, что он будет резной. Пока что выясняем обстоятельства.

В таких случаях, конечно, иконостас Андрея Давыдова не является памятником, но как часть ансамбля он включен в охранное обязательство. Тот, кто пользуется, сейчас – это община, они должны это хранить. На что заменить? Конечно, уже никто не будет согласовывать с органами охраны. Это как иконостас Богоявленской церкви, привезли штампованный красно-золотой на белом фоне, поставили как игрушечку маленькую в серьёзный интерьер серьёзного храма, что теперь делать… деньги затрачены. Остаётся только объяснять, почему это не следует делать и как это нехорошо. Здесь попробуем, может быть, всё-таки не поставят, сохранят.

Положено так: 40 лет прошло – можно ставить на охрану. Есть такие вещи как, например могилы выдающихся деятелей. Мы уже знаем, что человек умер, он уже сам является историей, а надо ждать 40 лет, чтобы его могилу на охрану поставить, как со Спегальским было. Прошло 40 лет и только сейчас могила его на охране. А за это время может могила исчезнуть, её могут разорить.

– Известно ли Вам, какое количество квартир реально продано в доме на площади Героев-десантников, особенно на двух верхних этажах и можно ли рассчитывать на то, что его укоротят?

– Как заселили квартиры, мне неизвестно, мы этим не занимаемся. Можем только видеть, где живут люди, а где нет, но может, квартиры куплены всё равно, не знаю. Что касается его приведения в соответствие с регламентом тут два аспекта. Первый – в градостроительном кодексе и в положении к закону об охране памятников прошлого года написано, что без установления срока давности, но при работах по реконструкции, объекты, которые нарушают регламенты, должны быть доведены до регламентированной высоты. Мы надеемся, что может быть, когда-нибудь, через много лет, могут снять два этажа и ведь не только в этом здании, таких много в Пскове. Это нас греет, но нас уже не будет к тому времени.

Второй аспект такой – регламент могут поменять, и очень скоро. Опять сейчас возникает вопрос об изменении регламентов и опять мы будем биться за то, чтобы их сохранить на тех участках. Сейчас проблемы с генпланом дальше идут, генплан не согласовывается комитетом по культуре по причинам, мне, например, не понятным. Я считаю, что просто тормозят от некомпетентности. Не может комитет по культуре владеть проблемами генплана. Но при этом они не дают добро на его согласование, очень жаль.  Гипрогор – институт Урбанистики, который генплан делал, 50 лет занимается Псковом. Люди занимались Псковом ещё студентами, я их помню просто, сейчас они уже руководят этим самым генпланом. Они делали охранные зоны, генплан 1973 года. Они очень хорошо знают Псков и болеют за него, уж они не навредят, у них достаточно академический проект, там нет сомнительных инноваций. Даже можно было более смело сделать, но они очень консервативно и стабильно подошли к проблемам генплана. Я не понимаю, по каким причинам сейчас не согласовывается. Просто потому что боятся…

– Чего боятся?

– Например, Росохранкульутры требует сейчас, чтобы на генпланах, в том числе на проектах зон охраны, обязательно были показаны территории памятника, это то, с чего я начала. Территория памятника – это земельный вопрос, это не охранная зона, это конкретный земельный участок, который вносится в земельный кадастр, после этого он начинает принадлежать памятнику, как единый объект права. Вот есть церковь и при ней кусок земли. Его обрисовывают – всё, это единый земельный участок вместе с памятником и этого сейчас требует Росохранкультура.

Но у нас в таком состоянии эти земельные вопросы… Не разграничена форма собственности – государственная, федеральная, муниципальная, областная земля. Ничего этого нет, поэтому чрезвычайно трудно сейчас определить территорию памятника. Вдобавок они определяются не так, как мы хотим, или как хочет пользователь – церковная община. Они по определённым планам определяются. Поднимаются исторические планы, отсматривается современная градостроительная ситуация. Я лично этим занималась в течение двух последних лет. Пока ни один такой проект не согласован городской архитектурой, они не хотят согласовывать, просто потому что они заинтересованы, чтобы земля была муниципальная, а не федеральная. Потому что если у Василия на Горке, федерального памятника, появляется земельный участок, этот участок становится федеральной землёй, и там другие налоги. Поэтому этот вопрос не решён в корне, и задавать вопрос генплану, почему нет территории, это, по меньшей мере, непрофессионально. Тогда комитет по культуре дайте эти территории, но они же не дали . а теперь спрашивают почему нет. Вот такой вот изворот странный, есть и другие замечания такого рода.

Что касается Спасо-Елиазаровского монастыря. На общественном совете при губернаторе было пожелание этот вопрос решить до конца этого месяца. Насколько это реалистично и какова там вообще сейчас ситуация?

Этим вопросом я занимаюсь последние два – три дня. Велено не просто решить до конца месяца, а уже комитету по труду и социальной политике областного Собрания до 15 сентября представить проект постановления областного Собрания депутатов. Сказано, что принято политическое решение о том, что в любом случае, зоны охраны должны быть утверждены. Мы считаем, что это политическое решение должно быть подкреплено законодательно, то есть правильным проектом. Я уже говорила о том, что этот проект зон охраны прошёл все необходимые согласования. В нём есть недостатки, которые сейчас могут быть исправлены, чем мы сейчас и занимаемся. Не предусмотрены интересы юридических лиц, которые находятся в границах охранной зоны. Юридические лица  - это два детских лагеря и территория педуниверситета, это не предусмотрено. Можно предусмотреть эти территории, чтобы они регулировались как зоны регулированной застройки, как известно, в охранной зоне запрещено строительство. А эти лагеря  были построены в 1950-е 1960-е годы  в виде бараков. Наши детки должны жить не в бараках, а в комфортных условиях, реконструировать территорию возможно. Режим регулированной застройки разрешает реконструкцию объектов капитального строительства, но в определённом режиме, с ограничениями. Нужно вносить такое изменение, безусловно.

Потом основная проблема в том, что почему-то наши депутаты областного собрания сразу воспринимают, что зоны охраны – монастыря, потому что так написано на проекте. А фактически это зоны охраны объекта культурного наследия. И проект также разработан. Просто энергия инвестора, который этот проект оплачивал, как-то на первый план перешла. Это комитет по культуре должен инициировать, в том числе и прохождение согласований, а отнюдь не монастырь. Из-за этого все думают, что охранные зоны - это земельные владения монастыря. На самом деле, это юридические понятия, только территория памятника – это монастырские владения, в данном случае территория памятника находится в границах монастырской ограды.

Если монастырь скупает земли у частных лиц, это действительно тоже так, хотя мы не занимаемся этим вопросом, но это всем известно, то на эти земли точно также будет распространяться режим запрета на строительство. Я говорила об этом с матушкой Елизаветой. Мы говорили: матушка, вы понимаете, что вас тоже ограничат. Она говорит: да, она согласна на это идти, лишь бы у монастыря не было пивных. И сейчас эта работа идет. Мы пытаемся срочно внести эти корректировки для того, чтобы был подготовлен проект постановления. Он готовится юристами, отрабатываются границы, которые уже согласованы в Москве, но пока у нас ещё постановления нет. Есть целый пакет документов в разрозненном виде, никто специально этим не занимался, согласования самые разные от разных чисел, это всё приводится в систему сейчас.

– Что касается проекта концепции развития культуры Псковской области, каково отношение ВООПИК к нему?

– Мы рассматривали этот проект концепции на президиуме ВООПИК. Мнение было почти единогласным, что это не концепция, 8 человек было за это, один только воздержался. Это просто компилятивный документ, даже не документ, а бумага, которая к Псковской области не имеет никакого отношения. Никаких реалий Псковской области, привязанных к конкретным проблемам, там не отмечено. Мы считаем, что нужно разрабатывать другую концепцию, и работать с ней должны специалисты Пскова. Кроме того, эта концепция непонятно каким образом связана с программой социально–экономического развития Псковской области, которая принята. Какую нишу занимает культура в этой программе в соответствии с концепцией, в общем, много было вопросов. 10 сентября состоялась комиссия по культуре и духовному наследию общественной палаты Псковской области, члены Общественной палаты тоже выразили своем мнение, что концепцию фактически надо заново переделывать. Её готовил комитет по культуре, она очень трудночитаема, имеет ошибки смысловые и фактические, скомпилирована из каких-то документов.

Там есть явные  неприемлемые для Пскова предложения, например, опережающие археологические раскопки. Опережающие, это значит, мы раскапываем огромную территорию, а потом её продаём уже как раскопанную. У нас сейчас инвестор за каждый сантиметр борется с археологами, чтобы только не копать. Ну кто будет за это платить? А если область оплачивает опережающие раскопки, то за какие деньги потом будет это продавать, это совершенно нереальные вещи. Потом там явный уклон в сторону русской православной церкви и говорится о её всемерном содействии в области образования и культуры. Я что-то не понимаю, у нас по конституции все конфессии имеют равные права.  В Пскове они есть, и Псков всегда был веротерпим. Почему концепция этого не предусматривает? А концепция до 2020 года рассчитана.

А ваше мнение известно разработчикам?

– Они от нас ничего хорошего не ждут, мы им всегда настроение портим одним своим появлением. Думаю, что проект ляжет по сукно. Другое дело, что Общественная палата заявила в лице Ивана Егоровича Калинина. Он сказал, что всё это как постановление о торфоперегнойных горшочках 1967 года. Всё то же самое говорит, я уже такое видел. Иван Егорович человек лояльный всегда был, а ВООПИК всегда в конфронтации.

– У нас губернатор заявил, что он лично будет заведовать культурой и берёт культуру под своё крыло. Это чувствуется?

– Конечно, так еще рановато говорить, что это рулевой. Если при этом губернаторе смогут принять концептуальные программы, которые потом будут выполняться при любых других губернаторах, то это неплохо. Раньше так вопросы не ставились. Было два заседания общественного совета, которые ещё пока устанавливают проблемы. Губернатор призвал к тому, чтобы именно концептуальные вещи разрабатывались, а не какие-то частные случаи, и это правильно. Я должна сказать, что состав совета сильный, вполне может работать с концептуальными программами.

– То есть подходы обнадеживают?

– Пока по результатам я бы сказала, что да. Даже в последний раз, когда мы докладывали о елизаровских проблемах, губернатор сказал, что просто надо помочь разобраться в этом вопросе и принять правильное решение. ВООПИК никогда не будет против принятия зон охраны на любом памятнике. Для нас это главное, поэтому мы всегда будем за. Кто там игуменья, какие у них там отношения  с депутатами, нам совершенно все равно. Для нас важно, что там есть памятник, что он должен сохраняться.

– Вопрос по конкретным адресам. Что у нас сейчас происходит с памятниками на Октябрьском проспекте дом 10-В, где было кафе «Уют», которое сгорело, дом по Кузнецкой №7. Сейчас видимо идет строительство какого-то дома на Красноармейской набережной, возле пляжа у Мирожского монастыря. Есть ли там какие-то нарушения?

– Какие меры сейчас приняты в отношении дома Октябрьский проспект 10В, я вам сказать не могу. Это надо спрашивать у комитета по культуре, это в их компетенции. Могу сказать только, что в этом году стали наконец-то приводить в порядок списки памятников. Выяснилось, что за последние годы утрачено 30 региональных памятников, а может уже и больше. Они утрачены буквально – вырыты, стёрты с лица земли, их нет. Их ставило на охрану областное Собрание депутатов, теперь они должны снять с охраны, и более того, ещё и правительственное постановление организовать. Это очень сложный процесс, будет ли он организован, я не знаю. То есть памятники числятся в списках, а их нету в городе. Точно так же и с этим зданием, его уже нет, а в списке он числится. Что дальше с ним будет, я не могу сказать, это зависит от решения комитета.

С домом №7 по Кузнецкой ситуация нормальная. Состоялся научно-методический совет  НПЦ – совет специалистов, который дает рекомендации комитету по культуре для принятия решений, если спорные вопросы возникают. Выяснилось, что дом -  выявленный памятник, он не имеет статуса. Ему ещё надо статус придать - региональный он, или вообще не памятник. По положению министерства культуры выявленными памятники могут быть только в течение года. Надо принимать решение. Надо узнать, что в этом памятнике - предмет охраны, что охраняем. Пока этим не занимался никто.

Сейчас это здание перепродано социальному фонду по защите инвалидов. Они хотят построить дом четырёхэтажный, пристроив к нему этот памятник. Этот дом будет находиться буквально в 8 метрах от соседнего детского садика, который находится во дворе. Мне не совсем понятно в данном случае даже нормирование обычное градостроительное, потому что детский сад будет закрыт четырёхэтажным домом. Буквально просто будет свет перекрыт, это слишком близко.

Опять же фонду социальной защиты уже определена парковка на площади, было выделено место. Мы тоже заявляли, что это вообще невозможно. Ну а как инвалид будет дорогу переходить, когда там на 40 машин парковка заявлена, это же ужас! Пока проект не был принят ни в каком виде, потому что это называется не сохранение.  Под видом сохранения памятника  по Кузнецкой, дом 7 планируется пристройка, в четыре раза превышающая сам памятник. Фактически проекта нет, инвалидов очень жаль.

Мне кажется, тут надо какое-то другое решение принимать, потому что у меня комитет по культуре спрашивает: а что это вообще за памятник, что там вообще такое? Он показывает ситуацию, которая была в начале XX века на этой территории, там были такие дома, вот один остался такой. Это навскидку можно сказать, в чём его особенность, а дальше надо смотреть. Мы же не знаем, каким он был, это он сейчас коробочка. А может, он очень хорошим был, может, очень приличный коттедж получится из этого здания, если его нормально реставрировать. Пока вопрос отклонён с застройкой, но не факт, что не будет продавлен.

По Красноармейской набережной. Эту историю я знаю с самого начала, когда Росохранкульутры в Санкт-Петербурге разрешило в 100 метрах от церкви Климента Папы Римского, на старом фундаменте усадьбы, которая там была, поставить летнее кафе. Там ограничение по высоте по набережной до 6 метров, это одноэтажный дом. Насколько я вижу, сейчас там реализуется совсем другой проект, согласован ли он или нет, надо выяснять в комитете по культуре. И почему он такой согласован  - в два этажа, он совершенно не соответствует режиму и регламенту этого места. Его разрешили при условии, а теперь там идут нарушения условий, это обычная стандартная ситуация. Надо тормозить, приостанавливать работу, отзывать согласование по проекту, этого очень не любит комитет по культуре. Не знаю, правда почему, очень много раз я предлагала: отзовите согласование, ошибочка вышла. Вот министерство культуры отзывает, а наш комитет по культуре нет.

А дом на Воровского, 9?

Воровского 9 это дом Кузнецова. Об этом доме в настоящий момент мне неизвестно,  я знаю, что его пытались в аренду сдать, но арендаторы не взяли его. Знаю, что комитет по имущественным отношениям год назад заказал территорию, чтобы тоже был единый объект – дом с территорией. Там территория очень просто отрабатывается, потому что существуют соседи. То, что не заняли соседи, должно принадлежать дому. Но все это осталось брошенным, по-моему, никто не занимается этим домом. Переживёт ли он эту зиму, трудно сказать.

Есть у нас положительные примеры, когда присутствие арендатора помогло памятнику? Есть у нас бережное отношение?

Безусловно. Закон о культурном наследии, в основном, рассматривает вопросы физического сохранения, и суд так же. Они не понимают, что такое нанесение морального вреда памятнику, это не доказать. Вот по отношению к человеку – да, моральные компенсации даются, по отношению к памятнику этого нет. Поэтому, с точки зрения физической сохранности та же Церковь Богоявления сохранена, она в худшем состоянии была, чем сейчас. Дом Меньшикова прекрасно «Зеленхоз» вытащил из гиблого,  аварийного состояния. Это здание сохранено, его функция – это магазин. Не могу сказать, что это удачный пример, но он физически сохранен.

Хороший пример сохранения – дом Статиной, там, где бар «Рублев» при «Гелиопарке». Это памятник XVIII века, он был в очень плохом состоянии. Благодаря тому, что его включили в состав этой гостиницы, его удалось сохранить, исследовать даже. То, что там фрески нарисованы или мебель другая сделана… предлагали мы сделать интерьер XVIII века, вот это уже было не надо. Сохранены многие церковные здания, потому что они переданы церкви. Иногда методы сохранения - как мина замедленного действия. С виду кажется, что всё хорошо, а на самом деле, подспудно работа идёт и перестаёт цемент работать с извёсткой, идёт внутреннее разрушение, лет через тридцать это проявится просто развалом. А с виду пока вроде ничего.

Дом привратника – ул. Советская, д. 21 около педуниверситета тоже сохранили после пожара. Его сохранили исключительно реставрационными методами, надеюсь, он будет стоять достаточно долго. Самое главное, что при раскопках там выявили стену XIV века и её удалось законсервировать, инвестор и владелец пошёл навстречу. Это хороший пример, к сожалению, на очень маленьком объекте.

ПЛН в телеграм
 

 
опрос
Необходимо ли упростить выдачу оружия в России?
В опросе приняло участие 221 человек
Лента новостей