Улыбка Чехова

Актерский Дневник  29.01.10.

Сегодня Антону Павловичу Чехову 150! Слава Богу, не остался мой театр в стороне от знакового юбилея (как годом раньше отмолчался в 200-летие Гоголя), на котором в эти дни сосредоточено внимание театрального пространства России, да и не только ее, родимой. Самый репертуарный в мире русский драматург. Феномен Чехова, загадка Чехова уже второе столетие тревожит, манит, не дает покоя театральным умам. Чем-то это сродни улыбке леонардовской Джоконды: всегда кажется, что ларчик прост и вот-вот откроется, коснись только. Но – коснулся, открыл, нагородил свою версию, а улыбка всё та же и так же манит обещанием постичь непостижимое. Порой думается, что и сам Антон Павлович не ведал цены своему дару. Ведь сказал же он в последний свой год: «Пройдут семь лет, и меня забудут…» Или опять при этом тайно улыбался? «Пусть левая рука твоя не знает, что делает правая», - сказано в Нагорной проповеди. Не о том ли и Пастернак: «Другие по живому следу / Пройдут твой путь за пядью пядь. / Но пораженья от победы / Ты сам не должен отличать…»

Без чувства юмора Чехова не понять, это само собой. Но не понять и без чувства самоиронии. Не случайно две – первая и последняя – из четырех главных его пьес, «Чайка» и «Вишневый сад», названы комедиями. Он один умел относиться к своим героям с ироничной влюбленностью. Более всего тянет постановщиков Чехова в глубокомыслие, в беспросветный глухой серьёз, в трагедию, - таковы, наверное, все самые неудачные чеховские спектакли. Да, трагичны судьбы застрелившегося Треплева в «Чайке», убитого в глупой дуэли Тузенбаха в «Трех сестрах», утратившего спасительные иллюзии Войницкого в «Дяде Ване», теряющей последние надежды Раневской в «Вишневом саде»… Но и здесь какая-то скрытая, непостижимая,  всегда ускользающая, всезнающая улыбка их создателя. «Музыка играет так весело, так радостно, - восклицает его Ольга в финале «Трех сестер», - и, кажется, еще немного, и мы узнаем, зачем мы живем, зачем страдаем… Если бы знать, если бы знать!» Ох, сдается мне, что Антон-то Павлович как раз знает, да не скажет. Исключительно ради того, чтоб догадались сами.

Вчерашний премьерный вечер в Пушкинском отличался домашней торжественностью и теплотой. Перед спектаклем на фоне приоткрытого занавеса, из-за которого выглядывал с портрета Чехов, приподнято, складно и легко говорила о чеховских спектаклях на псковской сцене завлит Любовь Никитина. Волновался, признаваясь в любви к театру, глава города Иван Цецерский с большим букетом в руках. Вполне научно и все же взволнованно признавалась в любви к Чехову профессор ПГПУ, доктор филологии Наталья Вершинина. А председатель комитета по Культуре Зинаида Иванова свое улыбчивое выступление закончила настоящим юбилейным подарком, сообщив о только что принятом решении выделить значительные средства на проект реконструкции здания Народного Дома им. Пушкина, то бишь многострадального нашего театра.

Спектакль Вадима Радуна «Юбилей», построенный из драматических шуток, как их назвал Чехов, «Медведь», «Предложение» и «Лебединая песня», непритязателен, добр и намеренно провинциален. Может быть, премьерное волнение не позволило актерам расшалиться в полную силу, но, я уверен, это непременно и неизбежно случится в ближайшие же вечера. Как всегда, профессионально точна Галина Шукшанова в роли вдовушки  («Медведь»). Весьма заразительна и обаятельна в неприкрытой своей практичности засидевшаяся в невестах Наталья Степановна в исполнении Оксаны Никоновой («Предложение»). Как всегда азартен и легок на эмоцию Сергей Попков, такой разный во всех трех ролях, - хронически пьяненького от переживаний за вдовствующую хозяйку слуги Луки, взрывного отставного поручика помещика Чубукова и старого трогательного театрального суфлера Никиты Иваныча, траченного, как молью, нищетой провинциальной закулисной жизни, но, как и в юности, влюбленного в сцену.

Главной же темой спектакля стала судьба провинциального актера, положившего жизнь на горячо, без остатка сыгранные судьбы своих персонажей. И тема эта в исполнении Юрия Новохижина зазвучала глубоко и сильно, доходя местами до серьезных, вполне достойных Чехова обобщений. Может, кто-то со мной и не согласится, но мне, чисто актерски, да и человечески тоже, ох как понятны слова старого актера в финале: «Где искусство, где талант, там нет ни старости, ни одиночества, ни болезней и сама смерть вполовину…» И – сразу: «Нет, Никитушка, спета уж наша песня. Какой я талант? Выжатый лимон, сосулька, ржавый гвоздь…» И – снова перепад – тут же «рвёт» из монолога Чацкого: «Вон из Москвы! Сюда я больше не ездок…» И вторит Никитушка, и вот они уже хором: «…Карету мне, карету!» Если «Медведь», где у Новохижина роль помещика Смирнова, на мой взгляд, несколько «проседает» в контексте спектакля, то «Предложение» – лучшая его часть. Право, из-за одной роли «очень мнительного» (Чехов) помещика Ломова в препотешном исполнении Новохижина стоит смотреть спектакль. Тут уже не улыбка – веселый чеховский смех встает во весь рост. Настоящая режиссерско-актерская и насквозь чеховская находка - такой Ломов, у которого, кажется, болит и подрагивает всё, что может болеть и подрагивать, и сердцу которого так дорога и приглянувшаяся невеста, и разнесчастные Воловьи Лужки, на которые та выставляет права, и любимая борзая, которую она высмеивает.

Словом, посетил нас в эти дни Антон Павлович, не обошел стороной, и низкий ему за это очередной поклон. За возможность благодарно улыбнуться в ответ на его такую загадочную, такую понимающую, такую притягательную улыбку.

Вик. Яковлев