Редкой масти тварь

«Чужая» имеет все шансы со временем стать культовым фильмом. Для этого имеются все ингредиенты: провал в прокате (на сеансе вместе со мной было три человека), дебют актеров, у которых явно большое будущее, а главное, редкая художественная адекватность.

«Чужая», быть может, лучший отечественный фильм, снятый за последние годы, и это «кино не для всех».

Шокирующая жестокость, которая обрушивается на зрителя, меньше всего напоминает ироничную постмодернистскую игрушку Квентина Тарантино, признанного мастера киножестокости, а, скорее, сродни псевдодокументальным экспериментам телесериала «Школа».

Одна линия Шустрого чего стоит! Следить за тем, как персонаж из абсолютного отморозка превращается в чуть ли не в рефлексирующего неврастеника, и все это в классически предложенных обстоятельствах, - и увлекательно, и удивительно: хм, оказывается, у нас в России еще умеют снимать по-настоящему умное кино. Или – уже умеют. Умное кино – и на уровне идеи, замысла, сценария, диалогов, и на уровне сюжета, воплощения на экране.

Первое, что сразу бьет по глазам, предельная натуралистичность изображаемых перестрелок и пыток, но это, конечно, такой специальный прием. Когда бандиты лупят голую проститутку по пяткам дубинкой, вытаскивая из нее информацию, то формальная новизна здесь та же, что и с разрезанным бритвой глазом Луиса Бонюэля и Сальвадора Дали в «Андалузском псе».

То есть никакой новизны нет, есть эффектно исполненная режиссерская придумка: сделать сюр из бандитской саги. Сюр рождается не сразу, а постепенно, по ходу фабулы.

И подобных придумок в фильме немало, что делает честь авторам «Чужой» - сценаристу Владимиру «Адольфычу» Нестеренко, режиссеру Антону Борматову и, конечно, продюсерам Константину Эрнсту и Игорю Толстунову, которые, видимо, наигравшись с чисто коммерческими проектами, решили оставить след в истории кино.

Насколько этот след оригинален – вопрос для кинодиспута: у каждого киномана свои ассоциации, мне, например, вспомнились предельно мрачные фильмы Сэма Пенкипа. Однако в «Чужой» есть то, что никакой Пенкипа не отнимет: точность социального диагноза, подлинность в деталях, которые вырастают до символов.

Мотив, вроде как изъятый из «Чужого» Ридли Скотта: столкновение экспедиции с неким неведомым существом, которое откладывает в их тела яйца и превращает в зомби для того, чтобы затем убить, - метафора, наполненная в русской версии такими подробностями сравнительно недавнего прошлого, что вот тут уж действительно становится страшно, причем без всякого саспенса, хотя и саспенс в русской версии присутствует.

Четыре бандита – Малыш, Шустрый, Сопля и Гиря отправляются в Чехию на поиски Чужой, или Анжелы, сестры Бабая, попавшего к ментам. Чужая - кличка криминального таланта, способного навести ужас на весь бандитский сходняк, действуя, разумеется, чужими руками и телами.

Остановить ее движение по трупам можно только ценой собственной жизни, что и происходит в финале, но внутри этой простой истории, повторюсь, содержится немало посланий из прошлого к нам, в настоящее.

Вот бандиты движутся по шоссе и в шутку куражатся над бедным крестьянином, вся вина которого в том, что он попался им навстречу. Они везут его убивать, и заносят над черепом дамоклову биту. В последний момент они решают пожалеть старика, хотя вполне могли бы, и, скорей всего, прибили бы, сколько таких случаев было? Но на этот раз старику повезло: бандиты – Боги 90-х.

Вот они приезжают в Прагу, и красивейший город мира остается для них так и не увиденной декорацией. Они спят всю дорогу, и ничего не видят, а, добравшись до места дислокации, съемной квартиры, знают только точки, где продаются проститутки и наркотики. Встречаясь с местными жителями, они крайне агрессивны, презрительны и грубы, но, что важнее, герметично замкнуты на своем понимании мира. Для мира они закрыты. В Праге они поначалу выглядят инородными телами в своих кожаных куртках, с сугубо советским хамством. На фоне воспитанных чешских панков наши смотрятся как неандертальцы рядом с куртуазными маньеристами.

Не такое ли – предельно уродливое лицо России – увидела восточная Европа в начале 90-х? И ужаснулась, а, ужаснувшись, кинулась в объятия Западу, который, в свою очередь, тоже перекосило от страха.

Вот бандиты меняют одежду, переодеваются, чтобы слиться с толпой местных жителей. И удивительное дело, они в миг становятся неотличимы от аборигенов, и даже ментально меняются, мимикрируют, нажимая на кнопку телеканала MTV.

Все это – приметы времени, но самая значимая примета – указание на время действия: 1993-й год. В этом году Ельцин расстрелял российский парламент, страна, по сути, в состоянии гражданской войны, и пусть действие происходит на Украине, Малыш и его группа – дети СССР, где идет гражданская война.

У бандитов, как и у всех граждан этой страны, своя война, только не добра со злом, а война, где каждый за себя. И побеждает здесь даже не столько тот, у кого шустрей работают руки, сколько тот, у кого лучше, изощренней, качественней работает голова, как у Чужой.

Заслуживает внимания попытка понять: а откуда они взялись, эти Шустрые, Гири, Сопли, эти Малыши, готовые за несколько тысяч долларов исполнить любой приказ пахана Рашпиля?

Вот их не было, не было, а потом – бац! – перестройка, и вдруг наплодились. Ничего не наплодились: они всегда и существовали, просто их негативная энергия уходила в социально адаптированное русло. В фильме есть крупный план фотографии, на которой мы видим команду спортсменов. Эти-то спортсмены, современные гладиаторы, и были рекрутированы в бандитские бригады.

Шустрый, к примеру, бывший боксер, а задача боксера – убить соперника, убить буквально, разделаться с ним, в противном случае – убьют его, и он уже не боксер. Спорт внутри своей мотивации содержит идею убийства соперника, просто правила и рефери не позволяют этого сделать.

На свободе, вне правил и без рефери, спортсмен превращается в бандита, задача которого – выстрелить первым и как можно точней. Мажешь, не успеваешь ты – успеет другой. Война. Что до морали, то ее просто нет, как нет и Бога, без которого все позволено.

Сложнее всего понять фигуру Чужой. Кто она такая? Только ли «сука редчайшая, редкой масти тварь», как твердит обдолбанный Рашпиль?

Она, конечно, - мотор сюжета, ради нее и вокруг нее и из-за нее все и происходит.

Но кто она такая, по сути?

Ответ, как ни странно, на поверхности. Чужая – единственная среди мужчин женщина. Не считая проституток, но проститутки не в счет – это только тела, а мы имеем дело с «внеземным разумом».

Фильм можно интерпретировать и так, что мужчины – это одна раса, Анжела – представительница другой расы, и вот, что бывает, что происходит, когда две расы встречаются на равных, без социальных масок и подчиненных ролей, встречаются - в данном случае - на поле криминала.

Понять логику Чужой невозможно, обмануть нельзя. Зато сама она легко обведет всех вокруг пальца, напугает, убьет.

Все эти античные мифы о фуриях, ехиднах и химерах далеко не случайны, а укоренены в человеческом сознании. Можно еще вспомнить Сфинкса, но никакой загадки в Анжеле нет, как нет ее и в фильме Ридли Скотта, послужившем источником цитаты.

Чужая – она просто чужая, и беда в том, что мужчины всего лишь оказались не готовы противостоять ее женской сущности, называйте эти качества коварством, хитростью, сексуальностью и т. д. Но она так же, как и все, получает свою пулю, чтобы оказаться на столе в морге.

«Чужая» - история завершенная, до конца исчерпанная. Далее начинается «феличита».

Саша Донецкий