Валентин Курбатов загрустил после просмотра двух американских фильмов

Просмотр двух американских кинофильмов подряд натолкнул псковского писателя, члена Общественной палаты РФ Валентина Курбатова на мысли о России. Об этом он рассказал на сайте газеты «Труд». Приводим текст публикации «Кардиограмма» целиком.

«Посмотрел подряд две американские киноленты, а теперь хожу и думаю о России. Хотя, казалось бы, какая тут связь. Итак, миновавшие псковский экран (смотрел на DVD) фильмы Оливье Стоуна «Уолл-стрит: Деньги не спят» и Робина Уильямса «Человек года».

Первый — уже и по имени видно — о жестокой власти денег, второй — о технологии выборов президента Соединенных Штатов. Картины вполне американские — безжалостные в правде обнажения политических механизмов до того, что ты готов вот-вот поверить их разоблачительной резкости и сказать, как встарь, про «их нравы», как они тут же (что тоже вполне по-американски) кончат полным и назидательным торжеством христианской добродетели.

Впрочем, не сюжет и не технологии меня задели (хотя когда герой «Человека года», баллотируясь в президенты, кричит в зал: «Надоели либералы и консерваторы?» — и поворачивает микрофон к толпе, ревущей: «Да!» — я чувствую, что кто-то не гнушался и технологической стороной). Меня в обеих картинах задели диаграммы, становящиеся городским пейзажем, или пейзажи, деградирующие в диаграммы.

Когда то, чаще заглядывая в литературу, я заметил, что из русской прозы медленно и незаметно уходит пейзаж. Мы перестаем быть детьми тургеневских и бунинских пространств, рассветов, дождей и туманов, не замечая, что с их утратой исподволь делаемся безродны, теряя чудо национальности, которая и складывается этими утрами, далями, снегами и небесами. Словно все разом переехали в город, за кольцевой дорогой которого не поля и деревни, а только другой город. Нашими лесами стали тесные городские парки, полями — площади, горами — высотные дома и восхождением —скоростные лифты.

В «Уолл-стрит» есть замечательный операторский образ, когда нервный перепад высот небоскребов Манхэттена вдруг в глазах теряющих в дефолте миллионы героев становится диаграммой биржевых курсов. Словно все здания закричали, как обезумевшие маклеры, и стали кардиограммой пораженного сердца. Оператор только обвел здания молнией силуэта, и это стало лучшим портретом мысли и жизни города, портретом его миропонимания. В «Человеке года» те же диаграммы обводят города в скачке соревнующихся кандидатских рейтингов.

И я сразу понял, почему авторам последней нашей экранизации пушкинского «Бориса Годунова» понадобилось вести боярские диалоги о власти («давай народ искусно волновать») на фоне строящегося московского Сити. В Нью-Йорке они снимали бы эти диалоги в Манхэттене. В это стеклянно-алюминиевое слепое сверкание с человеческим сердцем не войдешь. Там тебя выдергивают из горизонтали земли в диаграмму финансового взлета и холодной победы. Там вместо человека немыслимые числительные и неизбежные, как в «Человеке года», сбои компьютеров, приводящие к власти умелых пользователей электронной ошибки.

Конечно, какой уж тут пейзаж? Откуда ему взяться? Кто может, представьте: идут ли над Сити грибные дожди и садятся ли на подоконник синицы? И поймет ли тамошний механический, такой же стеклянно-алюминиевый обитатель набоковское беспокойство, когда тот из чужой дали окликает Родину:

Как мне запомнилась эта река,

узорная, узкая.

Вечереет...

(и как объяснить, что значило русское «вечереет»?)

Отчего-то после просмотра я долго не нахожу себе места, словно вместе со мной медленно теснят из жизни и старинную сложившую русское сердце родную литературу. Ну что же, прощайте, родные закаты, росные утра, милые сумерки, таинственное «вечереет», держащиеся на нитке песни жаворонка над полем. Здравствуй, беспокойная кардиограмма всеобщего города на мировом, исключающем мешающие делу национальности человеческом горизонте!

Что ж, матушки России из карты мира не вырежешь: где умы, там и мы! А все-таки грустно», - делится переживаниями Валентин Курбатов.