Коктейль «Molotov» в сторону старой доброй Европы

1. Пылающие гетто будущего

Трое пацанов неславянского происхождения набедокурили: продуктовый ларек грабанули и мобильник у сверстника отобрали. На поиски злоумышленников бросился милицейский патруль, но малолетки забрались в трансформаторную будку, где двух током и убило. Выживший доставлен в больницу. В результате, в отместку, так сказать, на темные улицы Пскова, в основном на окраинах, вышла возбужденная молодежь и принялась беспорядочно жечь автомашины. Население -в панике, местное телевидение крутит репортажи с места событий, газеты истошно кричат о ценностях демократии. Начальник УВД Псковской области имярек такой-то выступает с рядом жестких заявлений, что спровоцировало очередную эскалацию беспорядков. Политики вступают в полемику, тем временем ситуация развертывается столь непредсказуемо и обвально, что внимание уже всего мира приковано к коктейлю «Молотов» в руке подростка с темным цветом кожи и легким акцентом. Абсурд? Анекдот? Разумеется. Но исключительно на данный момент. А вот что будет лет через «дцать»? Так ли уж далека Россия от того сценария тотального насилия, реализацию которого мы на протяжении двух недель наблюдали по телевизору из пылающих парижских гетто?

Гадать на кофейной гуще социологических прогнозов мы не станем. Лишь отметим некоторые вопиющие и животрепещущие черты, которые уже сейчас роднят их, французское, «нынче» и наше, русское, «завтра».

1)        Культурная дифференциация. Как оказалось, достоинства европейского «плавильного котла» сильно преувеличены. Приезжие вовсе не стремятся ассимилироваться. Арабы, негроиды и азиаты так и не стали французами. Точно так же у нас лица, идентифицируемые под сомнительным определением «черные», остаются инородным телом в потоке коренных народностей, будь то русские или татары. Более того, приезжие и не спешат стать похожими на нас, а наоборот, всячески отстаивают свою «самость». К этому можно по-разному относиться: приветствовать или осуждать, но это факт.

2)        Страх как социальная реакция. Обычно это явление обозначают термином «ксенофобия» и придают ему негативный смысл. Никто всерьез не занимается исследованием этой проблемы, а если и занимаются, то результаты штудий остаются достоянием узкого круга ученых. Политики же используют слова как пустышки, играют с ними. Но почему – бояться? Ведь бояться все: и безграмотные старушки, и высокообразованные менеджеры среднего звена, и взрослые, и дети, и мужчины, и женщины. В чем феномен сего иррационального чувства? Добавим, не только бояться, но и ненавидят. Репортажи о терактах, трагедии «Норд-Оста» и Беслана, понятно, спокойствия не прибавляют.

3)        Демографическая проблема. Это похоже на переселение народов, но не одномоментное, а постепенное, не насильственное, а сравнительно мягкое. Происходит, собственно, вытеснение одного этноса, старого и вымирающего, другим, пассионарным и агрессивным. Все, кто бывал во Франции в последние лет десять, говорили не о красотах Парижа. В первую очередь туристов поражало то, как много во французской столице «не-французов». Да-да, именно так обычными русскими людьми воспринималось это явление. Культурный стереотип рушился в одночасье. И вот в 2005-ом году бабахнуло.

Вне сомнений, это лишь схема, да и симптомы указаны далеко не все, но то, что и Восточной Европе рано или поздно придется столкнуться с нашествием «чужого»: чужого уклада, чужого языка, чужих жизненных ценностей (я не в ношу в определение оценочных коннотаций, а только констатирую очевидное), создаст в мире еще несколько очагов напряженности, возможно, достойных пера какого-нибудь новоявленного Герберта Уэллса. Однако «война миров» не нам, так нашим детям обеспечена.

2. Анти-исламский манифест французского интеллектуала

            Сегодня, когда на всех российских телеканалах и на страницах газет трещат о цивилизационном крахе старой Европы в связи с бунтом исламской молодежи в предместьях Парижа (своих проблем что ли не хватает, хотя все признают, что и в Москве мусульманских мигрантов хватает), любопытно обратиться к тексту одного из самых полемичных современных авторов Франции Мишеля Уэльбека «Платформа». Как гласит аннотация, «На родине его называют культовым писателем и «Карлом Марксом секса». Каждая его книга бестселлер. Мишель Уэльбек провоцирует во Франции скандал за скандалом». У нас, в политкорректном рае, всегда так: стоит человеку назвать вещи своими именами, как сразу обвинят в «оскорблении ислама». Впрочем, и катастрофический приговор западным стандартам общества тотального потребления тоже вполне состоялся.

            Кратко перескажу сюжет, ибо он, конечно, имеет значение, а лирические отступления  и развернутые цитаты после. Одинокий парижский интеллектуал по имени Мишель прозябает в департаменте культуры на поприще организации художнических перфомансов. Дожил до сорока, не был женат и не собирается, предпочитая пип-шоу и телевизор. Он совершенно утратил интерес к людям, работу свою не любит. В общем, тихо скучает и деградирует. Единственное, что его еще по-настоящему торкает, это выпивка и платный секс. После смерти отца (убит в своем доме как раз озверевшим мигрантом, повествователь называет его «безмозглым животным») Мишель отправляется в туристическое путешествие в Таиланд. Понятно, что его интересует исключительно «секс-туризм». Обеспеченные стареющие европейцы так проводят зимние отпуска: пользуясь разницей уровней жизни в странах «золотого миллиарда» и «третьим миром».

 Интеллектуальные пассажи перемежаются описаниями сексуальных утех с юными тайками («жирные боровы приезжают безнаказанно пользоваться людской нищетой»). Словом, Мишель являет собой яркий образчик западного вырожденчества. Он пассивен, циничен и необщителен: запав на симпатичную туристочку Валерию, не предпринимает ничего, чтобы закадрить понравившуюся дамочку. Уэльбек подробно показывает, к чему ведет пресловутый феминизм. Мужчины бояться женщин. Женщины, в свою очередь, не хотят рожать. Разумеется, это белые женщины и, соответственно, белые мужчины. Уже и Валерия вроде бы не прочь, но наш герой все медлит. Наконец, наступает последняя ночь, кстати, новогодняя, встречают третье тысячелетие (символическая деталь). Мишель понимает, что настал момент истины, но вместо того, чтоб хотя бы изобразить инициативу, бездарно надирается «в зюзю» и засыпает на опустевшем пляже. Однако «лав стори» не заканчивается, во второй части романа наши герои встречаются в Париже, летают на Кубу, посещают клубы свингеров, то есть живут активной и полной сексуальной жизнью. Параллельно Уэльбек рассказывает о механизмах тур-индустрии.

Страсть перерастает в подлинную любовь, что воспринимается Мишелем как неожиданный, а, главное, незаслуженный подарок судьбы. Между тем, Валерия, по ходу развития действия, оказывается талантливым специалистом в сфере туризма, она трудится в крупной фирме по продаже приключений, делает головокружительную карьеру. Мишель, очнувшись от эмоциональной спячки, принимает участие в ее бизнесе, от нечего делать подает заманчивые идеи. В частности, предлагает поставить секс-туризм на широкую ногу. Проект срабатывает, конкурентные преимущества растут. Мы приближаемся к хэппи-энду, счастливой свадьбе и всем делам, но Уэльбек дарит читателю шокирующий финал. Исламские экстремисты устраивают теракт в отеле, где ужинают туристы. Множество людей погибает, в том числе и Валерия. Не состоявшийся муж и отец впадает от горя в ступор. После лечения в психбольнице он улетает в Тайвань на ПМЖ, чтобы встретить там свою неминуемую смерть. Отчаянно печальная концовка.

3. Апокалипсис завтра?

Напрашивающийся сам собой вывод: ислам наносит ответный удар надеявшимся на счастье европейцам. Дескать, вы нам – секс-туризм, а мы вам бомбу, начиненную гвоздями. Детишки Мишеля и Валерии уже никогда не будут гулять по золотому песку тайского пляжа. Любопытно, что реалии, представленные на страницах книги, полностью соответствуют нынешним репортажам из Парижа. По улицам гетто, - напомню, что фабула «Платформы» развертывается еще в 2001-ом году, - страшно ходить после девяти вечера. Арабы и ниггеры насилуют женщин прямо в вагонах электричек, убивают случайных прохожих, выбрасывают из окон инвалидов. В этом смысле весьма симптоматичны рассуждения одного из персонажей романа, преподавателя математики Робера:

«- Я расист… - сообщил он бодро. – Я стал расистом… Путешествия непременно порождают в нас расовые предрассудки или же укрепляют их. Что можно сказать о людях, пока их не знаешь? Разумеется, воображаешь их такими же, как ты сам; а тут понемногу начинаешь осознавать, что в действительности все обстоит несколько иначе».

И далее:

«- Во времена, когда белые считали себя высшей расой, - говорил он, - расизм опасности не представлял. В девятнадцатом веке переселенцы, миссионеры и учителя видели в негре крупное и не очень злобное животное с забавными манерами, что-то вроде хорошо развитой обезьяны. (…) Этот доброжелательный, я бы сказал, гуманистический расизм сошел на нет. С той поры как белые признали черных равными себе, стало очевидно, что за этим последует признание их превосходства. Когда белые ставят себя ниже, создается почва для возникновения новой разновидности расизма, основанной на мазохизме: история показывает, что именно она приводит к насилию, расовым войнам и массовому истреблению людей. Все антисемиты, к примеру, единодушно наделяют евреев определенного рода превосходством. (…) А в результате – шесть миллионов трупов».

Сантимы, разумеется, спорные, но и к крайним точкам зрения, следует иногда прислушаться. Многие культурологи не зря предрекают лет через сорок гибель христианской Европы.

«- Вот именно! – оживился Робер. – Вы боитесь, и правильно делаете. Полагаю в ближайшие годы в Европе число столкновений на расовой почве возрастет, и кончится все это гражданской войной, - он аж захлебывался . – Проблема будет решаться при помощи автомата Калашникова».

«Закат Европы», о котором писал еще Шпенглер, начался не вчера. Декаданс и социальные взрывы привели к возникновению тоталитарных режимов и жесточайших разрушительных мировых войн. Весь двадцатый век Европа издевалась над собой. То Верден, то Сталинград, то «холодная война». Теперь вот опасность с юга и востока. Уэльбек показывает, что культурные перегородки становятся все крепче, переселенцы из бывших колоний несут свои ценности и насилие. Когда-то существовал великий центр восточного христианства в Константинополе, ныне мы видим на месте православных храмов мечети. А что происходит в Косово? Мусульмане-албанцы просто сравняли с землей уникальные памятники христианской цивилизации. Лидеры западных демократий  предпочли этого варварства не замечать. Уэльбек сочинил честную и депрессивную книгу, роман-предостережение, пусть и в завлекательной форме сексуального путешествия. Странно, почему исламисты еще не приговорила его к смертной казни, как сделали это в конце восьмидесятых с Салманом Ружди?

       Саша Донецкий