Аркадий Галковский: Без любви в музыке делать нечего

13 июня в Большом концертном зале филармонии известный псковский музыкант Аркадий Галковский представит слушателям свою новую программу, посвященную 50-летнему юбилею, объединившую различные жанры классики и джаза. Сам маэстро выступит перед псковичами сразу в нескольких амплуа: как дирижер, кларнетист и саксофонист.

Творческая биография Аркадия Галковского связана с двумя городами — родным Псковом и Казанью, где он получил консерваторское образование. Музыкант родился 13 июня 1966 года в Пскове. В 1986 году окончил Псковское музыкальное училище, в 1995 году – Казанскую государственную консерваторию по классу кларнета. После окончания музыкального училища работал преподавателем Псковской специальной школы духовой музыки, был солистом военного оркестра Псковской дивизии ВДВ, преподавал в музыкальном училище по классу кларнета и дирижирования. С 1996 по 2003-й год работал главном дирижером Псковского областного симфонического оркестра. В последние годы большим успехом пользуется выступления джазового ансамбля Аркадия Галковского.

Накануне юбилейного концерта с музыкантом встретился обозреватель Псковской ленты новостей Александр Донецкий.

- Аркадий, расскажите для начала о предстоящем концерте, какова его концепция? Классика и джаз?

- Да. В повседневной жизни это себе трудно позволить. Скажем, играть камерную музыку — это дело очень узенькое. То есть это где-то в первой музыкальной школе собраться, в маленьком каком-то «помещеньице» для каких-то своих людей. И у меня давно была такая мечта — поиграть на рояле хорошем и в зале большом.

- Вывести классику на большую аудиторию?

- Это важно в первую очередь лично для меня. Аудитории, возможно, это совсем и не надо. Части аудитории, скажем так.

- А ваша аудитория готова к восприятию камерной музыки?

- Моя аудитория ко всему готова. Она и на концерты симфонической музыки ходит, и на фестиваль «Крещендо». Это, как я их называю, бюджетники. Люди, которые инженеры, учителя, врачи. Люди, которым подчас и 500 рублей трудно за концерт заплатить. Но сама аудитория очень доброжелательная, хорошая, приятная. И она — не снобская.

- Ну вам есть с чем сравнивать?

- Есть с чем, представления имеем. Мы сначала вообще хотели сделать программу с нашим симфоническим оркестром. Я хотел вспомнить, как дирижировать. И солист у нас есть великолепный - Дмитрий Жданов. Но, увы, с оркестром не срослось. Придется извиняться — правда, не за себя, а за «добрых дядь», которые — ну, не смогли.

- Это кого вы имеете в виду?

- Ну, кого? Есть же администрация симфонического оркестра. Мне, честно говоря, этого не понять. Раздолбайства.

- То есть не срослось, но без злого умысла?

- Думаю, что да. Скорее, так. Потому что никаких объяснений нет. Мне жалко, потому  что музыка хорошая. Современная. Австрийский композитор Фридрих Гульда. Он — пианист, композитор, и здесь все срасталось: духовая группа симфонического оркестра, ударные, бас-гитара, виолончель, первая часть вообще такой блюз-рок. На самом деле очень интересная музыка. И Дима Жданов долго готовился. И вот...

- Так давайте тогда уточним программу. Анонсированный ранее Фридрих Гульда, значит, выпадает...

- А дальше все по плану. Пианистка Женя Максимова, она недавно после консерватории, и вот согласилась поучаствовать в концерте. Все-таки найти пианиста не просто. Ведь это такой труд по нашей местности — бесплатный. Но музыка хорошая. Соната Сен Санса для кларнета и фортепиано. Красивая, настоящая музыка. А еще у меня была давняя мечта — сыграть на саксофоне. Но не джазовую музыку, а классику. Ведь многие забывают, что саксофон не только джазовый или эстрадный инструмент, а изначально инструмент академический. Его Адольф Сакс и задумывал как инструмент для духовых и симфонических оркестров. А уж потом саксофон негры на джаз захватили. И для саксофона, разумеется, есть музыка хорошая. Есть такой американский композитор Пол Крестон, он в 1941-м году написал сонату, и мы ее на концерте сделаем. Две части — вторую и третью. Если я это «подниму», то буду очень доволен.

- И это будет первая часть анонсированной программы — классика камерной музыки?

- Да. Ведь что такое камерная музыка? Комнатная. Исполнение такой музыки — удивительнейшее дело. Обычно же как? Один кто-то играет, а, допустим, пианист аккомпанирует. Здесь же оба музыканта абсолютно равноценны. То есть идет как бы внутренний диалог, и он, этот диалог, заложен в музыке. Лично для меня это самое любимое дело.

- Дуэт?

- Да! Ну, а потом по плану пойдет более легкая музыка. 12 июня Саше Мамедову исполнилось бы 60 лет. И в его память мы сделаем номер — исполним красивую вещь Глюка. А дальше уже будет наше трио, Катя Андреева споет. Будет пара номеров с басистом — Андреем Панченко. А в концовке еще и диксилендом сыграем. Это уже Александр Петрович Роор придумал. Выйдут наши заслуженные люди, мастодонты, и сыграют легкую американскую музыку.

- То есть идея концерта такова — представить все грани творчества Аркадия Галковского, разные его музыкальные ипостаси?

- Наверное, да. Это такое специальный концерт, единственный и уникальный. Потому что сейчас к такому возрасту подходишь, что задаешься вопросом: а сможешь ли еще так? Возраст требует. Завтра зубы выпадут, и фиг сыграешь.

- Да ну?

- Это все серьезно! Это ж — дудки! Всегда накануне концерта присутствует этакая неуверенность в себе. Концерт — это всегда риск. Сам я больше люблю репетиции, чем концерты. Я люблю просто заниматься, репетировать. А концерт всегда получается хуже, чем репетиция.

- Зачем же вы поклонников разочаровываете?

- Но вот так ведь и есть. Концерт — это как бы немножко выкидыш. Ждешь его, надеешься, вот сейчас что-то красивое выйдет! А — выходит что-то не то.

- То есть вы часто испытывает некое чувство неудовлетворения после концерта?

- Всегда! Удовлетворение случается очень редко.

- А разве публика не вдохновляет музыканта?

- Публика, конечно, многое дает. И энергию, и эмоции. Но наш зал, конечно, немножко великоват. И для камерной музыки, и для джаза. Вот, допустим, где-то в клубе играть гораздо удобней. Просто удобней. Тебе легче. Большой зал он много берет, он вытягивает энергию. А с другой стороны, наш зал — это такое помещение, где все есть. И вся аппаратура, и свет. А это ведь большое дело. У нас в Пскове вообще по залам особо не разбежишься. В театре вот, скажу, малая сцена — очень хорошая, очень уютная. Там все хорошее, и звук, и все прочее. Как в санатории. Исключительно удачно.

- Это вы к тому говорите, что уже год выступаете на малой сцене драмтеатра с программой «Цветаева и саксофон»?

- Да, там как? Лично я бы с этой программой уже и закончил. Но штука в том, что люди идут. Я все удивляюсь: выходишь, а люди сидят. Я думаю: «Может, хватит?»

- А почему? Если люди идут?

- А потому что нельзя постоянно эксплуатировать такие импровизационные моменты. Когда играешь по написанному, то это другое. А когда ты постоянно должен какой-то «велосипедик» изобрести, - сам, прямо там, в данную секунду, - это гораздо труднее.

- Прямо на стихи?

- Да, у меня там готовой музыки практически нет. Там только одна цитата из Баха чуть-чуть, и тема Джона Колтрейна, и все. Вот так мне показалось, что Колтрейн подойдет. А людям, чувствую, как-то не очень.

- Чувствуете?

- Прямо чувствую, да. Вот главный режиссер театра Александр Кладько пришел и удивился: что это такое? Артистка Нина Семенова — такая дама из Серебряного века. А я выхожу как современный человек. Режиссер не понял. Как так? А я ему и говорю: «А разве вы такого никогда не видели?». Я как бы современный герой, человек, персонаж. С саксофоном. А она — поэт из той эпохи. Мне что, в сюртук наряжаться? Вот этого момента я не понял. Сейчас любая классика модернизируется.

- Аркадий, а как вы вообще музыкой занялись? Родители вас направили? Или как-то само получилось?

- Я всегда эту историю рассказываю в одних и тех же словах. Без версий. Это получилось чисто случайно. Я учился в 19-й школе, в 3-м классе. И вдруг заходит человек необычной внешности, с длинными волосами, с бородкой. В те времена редко такого человека встретишь. Это сейчас модно. И вот он нам предлагает: «Кто хочет записаться в духовой оркестр?». Особо никто не захотел. Но он выводил нас в коридор, и нас прослушивал. И он меня записал. В зал на Гидроимпульсе. Но я тогда не пошел. И только спустя месяц я увидел у моего товарища Димы Фролова такой симпатичный футлярчик. А там внутри — маленькая труба, такая красивая! И она мне так понравилась! Ему трубу выдали, и он уже ходит на репетиции. И я тогда подумал: «Надо и мне». Вот такой случай. Судьба-не судьба, но штука тонкая. Объяснить ее я не могу. И я пошел, и мне понравилось.

- А что это был за человек?

- Мирон Исаакович Литвак, сейчас директор Детской музыкальной школы №5, мой первый учитель. При заводе Гидроимпульс существовал духовой оркестр. Это было потрясающе! Чудо просто. Мы, дети, прямо по головам там заводоуправлению бегали. Шальной дом! Там же мы и репетировали, там же был филиал музыкальной школы №2. Потом возник детский эстрадный оркестр. В 1982-м году мы уже были на конкурсе в Витебске на фестивале джазовой музыки. У нас был биг-бэнд. Пять саксофонов, четыре тромбона, барабаны, вокальная группа, все! И Литвак привил нам любовь к джазу, к свингу, к игре в большом составе. Очень он важный был человек в нашей жизни. Много поколений псковских детей прошло через эти оркестры. Так что у меня и выбора не было. Поступил в музыкальное училище наше, и пошло-поехало. Консерваторию закончил в Казани. Руководил студенческим симфоническим оркестром. А потом, в 1996-м, был создан областной симфонический оркестр. Как сейчас помню: мне исполнилось тридцать, и оркестр у нас создали. Хотя время было «тяжеляк»! Струны запасные было не на что купить.

- А сейчас как?

- Сложно. Вот сидит в оркестре одна валторна. А их должно быть у Моцарта — две, а у Рахманинова — уже шесть! Красивейший инструмент, изумительный! У нас в оркестре валторна — одна.

- Те, кто учится у нас в Пскове музыке, это кто? Это профессиональные музыканты или  люди, получающие музыкальное образование ради эстетического развития?

- В музыкальной школе всегда появляются такие дети, которые не могут без музыки жить. Вот жить не может ребенок без музыки, и всё. Его аж затряхивает! Не оттащить от инструмента. Вот таких детей надо обязательно в училище (теперь — колледже) учить. Есть другая категория детей — они попрохладней к музыке относятся. Какая у них перспектива? Закончат, могут устроится в военный духовой оркестр. Это же реальная работа! С неплохой по нашим меркам зарплатой. Тысяч в сорок. Это очень нормально на фоне провинции. Можно и в консерваторию поступить. Мы в колледже захватываем такой период в жизни человека, от подростка до девятнадцати-двадцати лет, когда все решается — будет он дальше профессиональным музыкантом или нет? Был бы я большим начальником, сделал бы музыку чуть ли не обязательным образовательным предметом. Потому что люди, прикоснувшиеся к искусству, в частности, к музыке, они ведь и таксистами будут лучшими. Потому что они — другие, люди, более высокого уровня.

- Если сейчас, в пятьдесят лет, подводить некие итоги, не жалеете, что стали музыкантом?

- Нет, конечно! Я счастливейший человек. Я так себя чувствую. Серьезно! Любовь любая — между людьми или к профессии, мне кажется, это когда у тебя выбора нет. Вот тогда - любовь! А когда и то, и это, и третье, - это не любовь. Это — пальцем в небо. Сколько я знаю музыкантов, которые в 90-ые годы бросили музыку! Пошли в торговлю, бизнесом занялись. Получилось в бизнесе очень у немногих. А обратно в музыку возвращаться как бы поздно. Любовь, вообще-то, везде и во всем важна. Но в нашей профессии — особенно. Без любви здесь вообще нечего делать. Для меня язык музыки — абсолютно ясный, не требующий перевода. В этом его сила. Китаец  поймет, негр поймет, русский. Универсальный язык для всех. Я всех зову на концерты симфонической музыки. Даже людей, быть может, музыкально и не образованных, не подготовленных. Чего бояться-то? Даже если ты, слушатель, на концерте заснешь, ничего же страшного. Это значит, что тебе хорошо! Ты заснул, а сверху на тебя Брамс спускается. Для этого мы музыкой и занимаемся.

Беседовал Александр Донецкий