«Танец Дели» от Василия Сенина. Экранная копия

26-27 мая на сцене Псковского академического театра драмы имени Пушкина прошли премьерные показы новой работы Василия Сенина - «Танец Дели» по одноименной пьесе Ивана Вырыпаева.

В узких околотеатральных кругах бытует мнение (конечно же, ошибочное), что лучше всего Вырыпаева ставит сам Вырыпаев. Но после псковской премьеры возникло впечатление, что того же мнения придерживается и Василий Сенин. Тот, кто видел фильм «Танец Дели», снятый самим автором пьесы, вряд ли сможет отделаться от навязчивого видения: Василий Сенин показывает псковским актерам кино и говорит - «Вот так примерно». Примерно так и сделали.

Сложно упрекнуть постановщика в том, что он стал заложником материала. Потому что в случае с текстом «Танца Дели» иного не дано. Эту пьесу невозможно подвергнуть сокращению. Невозможно переставить местами слагаемые — то есть те одноактные пьесы (общим числом семь), из которых «Танец» состоит. Невозможно вставить цитату. Невозможно наполнить иным смыслом: что сказано, то сказано. Это абсолютно самодостаточная драматургия, которая не может являться лишь основой для режиссерского самовыражения.

Остается собственно режиссура, которой, по моему мнению, Василий Сенин и пренебрег. Как будто бы торопился, как будто бы опять шил на коленке в ночь перед сдачей. Ну не считать же признаком присутствия режиссера медленное (и геометрически симпатичное) раскатывание ковровых дорожек актерами в начале спектакля — с последующим «закатыванием» в конце? Или в конце же - долгое кружение актеров (дай им бог здоровья — такое режиссерское решение требует вестибулярного аппарата как у космонавтов или балерин)? Но этот «танец дервишей», разматывание нити бытия, из которой ткутся узоры судеб, откровенно валит финал, в котором одна из героинь в исполнении Анны Шуваевой произносит трудный и важный монолог. Она произносит, а зритель вспоминает Хармса: «Театр закрывается, нас всех тошнит». Впрочем, на премьере не все дождались финала.

Фильм Вырыпаева тоже не каждый покусившийся досматривает до конца, многие выключают на первой же новелле — что за безэмоциональная чушь? Театр какой-то, простите, а не кино. Спектакль Василия Сенина в каком-то смысле даже больше кино, чем тот фильм. На протяжении двух часов над малой сценой плывут одинаковые облака в синем небе — вечный Аустерлиц для всех, а на экране за спинами героев встают названия каждой истории, которые в конце должны сложиться во фразу: «Каждое движение / Внутри танца / Ощущается тобой / Спокойно и внимательно / Изнутри и снаружи / И в начале и в конце / И на дне и на поверхности сна».

Название последней, седьмой, новеллы в тексте пьесы другое: «Как один единственный танец». Но и в фильме, и в псковском спектакле - «И на дне, и на поверхности сна». Так же как в фильме герои спектакля от пьесы к пьесе все больше вочеловечиваются, уходя от той бесстрастной нарочитой скороговорки, которая вначале так раздражает зрителя. Но эта безэмоциональность - важный прием (от нее тоже никуда не уйти режиссерам — она буквально прописана в пьесе). Устав ждать игры, принимая эту сверхусловность, зритель поневоле начинает внимательнее вслушиваться в раз за разом повторяемый текст.

И тут начинаются проблемы, обусловленные актерским составом, который Василий Сенин для «Танца Дели» в Пскове тоже выбрал как будто бы второпях. Нет, в трех случаях из шести этот выбор абсолютно безошибочный. Роль Медсестры — огромная удача Анны Шуваевой. Хотя удача, наверное, не то слово для такой глубокой, настоящей актерской работы. Впрочем, ее героине было изначально проще завоевать внимание и симпатию зала: она — самая живая, поначалу единственная живая и среди живых, и среди мертвых. И она единственная, кто не умрет в каком-либо из вариантов действительности, которых, напомню, зрителю покажут семь.

Замечательно хороша в роли Пожилой женщины (балетного критика) Валентина Банакова. Порой просто физически ощущается, как дорога ей эта роль, как честно актриса в нее вкладывается. Если бы в театре, как при просмотре фильма можно было бы поставить на паузу или отмотать назад, я пересматривала бы и пересматривала бы «И внутри, и снаружи» - диалог Пожилой женщины и Медсестры.

Как, впрочем, и все эпизоды с Алиной Павловной - матерью главной героини: заслуженная артистка Надежда Чепайкина совершенно великолепна в этой роли. Хотя ей-то подчас сложнее всего — чаще всего на сцене ее героиня «партнерствует» с дочерью. Но в роли ее дочери Екатерины, гениальной танцовщицы, сумевшей превратить боль и скорбь мира в самый красивый и самый мудрый танец на свете — Мария Петрук.

Ее Гедда Габлер в этом сезоне стала символом мученичества псковского зрителя. И, если честно, тот провал хотелось списать на неудачное режиссерское решение («Гедда Габлер» - постановка Виктории Луговой): на протяжении почти трех часов с такой яркой, интересной, волнующей воображение зрителя героиней ничего не происходило. То есть происходило очень и очень многое, но это никак не отражалось на образе, созданном Марией Петрук.

Эта абсолютная статика, психологическая и даже пластическая, могла сойти за прием, жертвой которого стала актриса. Но только один раз. А в «Танце Дели» мы видим ту же статику, поначалу оправданную, но так и не преодоленную актрисой. И страшно видеть, как все та же необходимая условность интонации вдруг обращает в ложь все, что говорит Катя. Не в фальшь, а именно в ложь.

Тот же фокус происходит и с героем Сергея Воробьева — возлюбленным Екатерины, женатым Андрюшей. Я не могу поверить, что режиссер ставил перед собой и актером задачу рассмешить зрителя сценой, в которой раздавленный горем и чувством вины Андрей исступленно кричит: «Я виноват в том, что случилось с этими еврейскими детьми в Освенциме. Я их всех стер в порошок и сделал из них мыло, для своего туалета». Когда он наступает на Медсестру, выкидывая руки перед собой: «Хайль Гитлер! Вот мой танец! Хайль Гитлер!» Не может быть эта сцена смешной — даже не во имя Освенцима, во имя правды обыкновенной. А на премьере получилась смешной. Это, конечно, тоже способ вызвать ужас. Но что-то подсказывает: это был случайный эффект...

Хотя, возможно, именно из-за этого эффекта спектакль получит известность в кругу горожан. Есть в нем что-то такое: еще чуть-чуть — и кто-нибудь оскорбится. Как у нас там — еще не запрещено публично упоминать Гитлера? А то давно про псковский театр из каждого утюга не рассказывали. А мы уже привыкли ведь, да?

И все же псковский «Танец Дели» на всю страну не прогремит, и на «Золотую маску» номинирован не будет. Честно скажу: на премьере аншлага не было, и даже большое количество приглашенных не прикрыло все пустоты в зале малой (!) сцены. Надежды, что спектакль разогреется, напитается и прорвется к массовому зрителю, нет.

Зато в этом есть определенная смелость — в том числе руководства псковского театра. Такой кураж — да, мы позволили себе кино, то есть спектакль не для всех. Имеем право. И даже возможность.

Жаль, что режиссер-постановщик на премьеру в Псков не приехал. А должен был плечом к плечу стоять на сцене со своими актерами. Даже обязан — они в этом нуждались. Ведь до степени просветления своих героев из «Танца Дели» в реальной жизни они еще не дотянули. Василий Сенин, видимо, тоже. Тема принятия, столько раз звучащая в его спектакле, им явно не отработана.

Но в любом случае - всех с премьерой.

Елена Ширяева

Фото drampush.ru