Место медиации

В Арт-центре «Пушкинская-10» в Санкт-Петербурге открылся фестиваль неформальных художественных объединений России.

Сегодня формально любое объединения творческих людей, даже пресловутый Союз художников, является неформальным. Слово «неформальный» как будто извлечено из другой эпохи, из перестроечных восьмидесятых, когда «неформальный» означало «неофициальный», «негосударственный», «неподцензурный» и т. д. Был у этого слова и обычный, бытовой смысл, противостоящий понятию «формальный», то есть «для галочки», для проформы, пустой и неискренний. «Формальный» - это плохо, а неформальный - хорошо: значит, свободный, не скованный какими-либо рамками и предписаниями, правилами и предрассудками.

Все это, понятно, благие пожелания, ибо искусство вне правил вообще существовать не может. Точнее, оно не существует вне каких-либо пределов; границы и определения есть всегда; не случайно, кураторы фестиваля вынесли в эпиграф «Коммунальной мастерской» цитату из книги французского критика и искусствоведа Николя Буррио «Эстетика взаимодействия»: «Любое произведение искусства может быть определено объектом взаимодействия, геометрическим местом коммуникации между бесчисленными корреспондентами и адресатами».

Эту фразу, сыгравшую важную роль в осмыслении феноменов актуального искусства, весьма точно передает, расшифровывает и дополняет и само название фестиваля - «Коммунальная мастерская». Ведь что такое мастерская художника, как не место общения и изначальный выставочный зал? Именно в мастерской художник общается со своими зрителями наиболее «неформально», а зачастую не только со зрителями, но и с другими художниками, рано или поздно превращающими персональное пространство в пространство общее, то есть как раз коммунальное, где каждый творит, что хочет, и транслирует всем желающим свои идеи. Получается искомое «место взаимодействия», лишенное оценочной сущности музея.

Все это, повторюсь, опять же, декларации, а как дело обстоит на самом деле? Как все эти живые намерения разместились и реализовались в Большом зале Музея нонконформистского искусства на Пушкинской-10? Очень по-разному: достаточно традиционно - в виде привычных всем изображений (картин), развешанных по стенам музея; и менее традиционно - допустим, в формах театрализации (перфоманса), которые тоже по-своему традиционны. Слово «традиция» тут вообще плывет, бликует и мерцает, ибо традиция - это то, что повторяется, а contemporary art основан на повторе точно так же, как и банальный академизм.

Все мы так или иначе что-то или кого-то повторяем, но с разным качеством рефлексии об этом повторе. Повтор можно осуществить механически, или наивно, или неосознанно, или концептуально, и все это будут разные повторы. И при этом должен ведь присутствовать и некий, скажем так, уникальный индивидуальный остаток, то неповторимое, что воплощает и транслирует именно этот художник. Лично я убежден, что если произведение искусства изначально не копия (в узком, банальном смысле), то индивид присутствует в любом творческом акте, любом жесте и изображении. Чем и ценно.

Присутствие и выступление на фестивале участников Псковского регионального движения «ПсковАРТ» (Анатолий Жбанов, Эдуард Шарипов, Роман Степанов, Оксана Харенко и автор этих строк) внешне выглядело более-менее пристойно, то есть не эпатажно: картины и фотографии на стенах, видео-арт в телевизоре, декламация литературных текстов в микрофон, но по смыслу, на мой непредвзятый взгляд, было радикальней, чем иной перфоманс с раздеванием до трусов и намазыванием тел синей краской. Допустим, Оксана Харенко, по образованию, кстати, дизайнер рекламы, работает, что называется, «от противного», создает своего рода «антиглянец»: смещая композицию, «замутняя» расфокусом картинку, достигает эффекта, который я бы назвал «отвращение от изображения»: ее голые девочки выглядят крайне неаппетитно, неказисто. Она «расчеловечивает» изображение, будто на фотографии не портреты людей, а какие-то унитазы, вызывающие чувство неловкости и брезгливости. Ясно, что надо постараться, чтобы достичь подобного спецэффекта.

Ветераны псковского нонконформизма, Эдуард Шарипов и Анатолий Жбанов, каждый по-своему, продолжают традиции абстрактного экспрессионизма. Если Шарипов создает «переходные», как бы застывшие в процессе мутации изображения - от пейзажа к абстракции, то Жбанов больше экспериментирует с цветом: репертуар его колористических «еxperience`ов» крайне разнообразен. Но и это еще не все: оказывается, он еще и способен предложить зрителям неожиданный ангажемент - удостовериться, что многие из них были создателями картины (даже двух, если учитывать целлофан). Внезапно выясняется, что коврик, который все принимали за напольную картину или арт-объект, на самом деле содержит секрет. Под ним находился целлофан с разбрызганной краской, и все, кто потоптался по коврику, стали соучастниками творения новой картины - «приложились к шедевру ступнями». Это, понятно, такая шутка, но она не отменяет игрового начала современного искусства и в целом соответствует генеральному замыслу всего проекта - «музейный зал есть мастерская, то есть место коммуникации между художниками и зрителями, число которых (и тех, и других) в пределе стремится к бесконечности».

Люди, играющие музыку с картонными коробками на головах, или разбивающие на глазах у адресатов странные конструкции из тех же коробок, разумеется, не ошеломляют зрителя, знакомого, допустим, с «The Factory» Энди Уорхола или с «Поп-механикой» Сергея Курехина, однако, отнюдь не сравнивая то, что происходило на авангардной сцене в 60-ые или 90-ые, с тем, что случается сегодня, повторюсь: ценность современного искусства в том и заключается, что оно предоставляет возможности для реализации и диалога буквально всякому человеку. «Коммунальная мастерская» - предполагает не только продуцирование артефактов, но и совместное присутствие, и обмен. Кураторы фестиваля назвали это «медиацией опыта, знаний и представлений». Если перевести на более внятный язык, «медиация» есть создание среды, особой творческой «экосистемы»; что-что, а «медиация», по-моему, удалась. И отрадно, что не обошлось без «ПсковАРТа».

Саша Донецкий