Пространство Пушкина. Ориентиры и сверхзадачи

Актерский дневник ХХ Пушкинского фестиваля. День пятый и шестой

«Национальная идея – это не то, что народ думает о себе в истории, а то, что Бог думает о народе в вечности». Эту мысль Владимира Соловьева процитировал Валентин Курбатов на последнем заседании творческой Лаборатории ХХ фестиваля. И продолжил:

-  Бог думал о нашем народе в вечности и послал нам Александра Сергеевича Пушкина. И мы теперь усиливаемся дотянуться до этого великого имени. И слава Богу, он нас не оставляет, как не оставляет Господь, и у нас еще есть возможность достичь его небесного образа.

Фестиваль подошел к последнему своему дню – 10 февраля, когда, теперь уже 176 лет назад, в Петербурге, в доме на Мойке 12 замерло сердце Поэта. В 14.45. Василий Андреевич Жуковский остановил часы на стене в его кабинете, а гоф-медик Ефим Иванович Андреевский закрыл Пушкину глаза. Каждый год в этот день и час служится заупокойная лития у памятного всем обелиска на Синичьей горе, холме Свято-Успенского Святогорского монастыря, где обрел он последний покой. И среди других, пришедших молитвенно почтить память раба Божия Александра, вот уже в 20-й раз встанут со свечами в руках участники Пушкинского театрального фестиваля.

Последнее заседание Лаборатории, традиционный «Круглый стол» с обсуждением увиденного, состоялось накануне. Теперь уже с очевидностью можно сказать, что творческая Лаборатория ХХ фестиваля оказалось весомей, содержательней и значительней в приближении к Пушкину, нежели театральная его часть. Об этом говорил и Курбатов в своем, сразу завладевающем сознание слушателей, стиле, выставляя высший балл работе Лаборатории:

-  Наслаждаюсь ежедневным спектаклем Владимира Эммануиловича Рецептера, этого ослепительного актера с его дивной импровизацией, видя, как он за прошедшие фестивальные годы соединился с Александром Сергеевичем в одно сердце. То же происходило в свое время с Семеном Степановичем Гейченко, который постепенно всё в большей степени становился Александром Сергеевичем. Михаил Дудин весело писал: «Пушкин не был так умен, как наш Гейченко Семен»… Я радуюсь властной ясности Нины Алексеевны Шалимовой (доктор искусствоведения, профессор ГИТИСа, - В.Я.), мгновенно и точно выцеливающей зерно всякого сообщения и его болевые центры, настойчиво ищущие нынешнего их разрешения… Я благодарен Сергею Александровичу Фомичеву, чьи доклады прекрасны, как чтение пушкинских черновиков, - как будто прикасаешься к этому тексту впервые… А как открылась музыка Заповедника, его христианская полнота и золотой свет, и нерушимое пушкинское единство, словно он там каждый день просыпается счастливым, - в докладе Георгия Николаевича Василевича, директора Пушкинского заповедника… Я готов просто песни петь о вчерашнем докладе Вячеслава Анатольевича Кошелева, который я назвал для себя «Детективное расследование про то, как барон Брамбеус убил Ивана Петровича Белкина», - расследование, которое было проведено с чистотой, ясностью и блеском…

Соглашаясь с Курбатовым, добавлю, что на мой взгляд самым значительным из докладов было выступление Александра Чепурова, который в своем обзоре пушкинских постановок в русском театре сумел увидеть и назвать закономерности театральных поисков общего с Пушкиным языка. Отличная аналитическая работа, позволяющая не только прогнозировать развитие театра Пушкина, но и способная подсказать практикующим режиссерам направление творческих поисков и экспериментов.

Состав Лаборатории был на этот раз на редкость крепким и сильным. Помимо пушкинистов, в него вошли первоклассные театральные критики обеих столиц: Марина Тимашева, Наталья Каминская, Валентина Федорова из Москвы, Сергей Ильченко из Питера. Одним из самых заметных «лаборантов» стала Наталья Скороход – драматург, доцент кафедры русского театра Санкт-Петербургской академии театрального искусства, автор книги «Как инсценировать прозу».

В оценке спектаклей критики во многом разошлись, но были и общие впечатления. Больше всех досталось «Пиковой даме» театра на Литейном в постановке Игоря Ларина. Мне показалась наиболее точной формулировка Валентины Федоровой: потому и раздражало, потому и виделось всё надерганным отовсюду, что не было единства замысла, что все придуманное режиссером не было собрано мыслью во что-то одно. Но мне думается, что критики не разглядели главного в драматургии построенного Лариным спектакля – массированной бесовской атаки на несчастного Германа. А ведь режиссер дал ключ к пониманию, определив жанр как «мистический анекдот», где ключевое слово – «мистический».

В последний день шли два параллельных спектакля. В Пушкинских Горах на сцене Научно-культурного центра – «Хроника времен Бориса Годунова» по произведениям Н.Карамзина, А.Пушкина, М.Мусоргского театра «Пушкинская школа», показанная впервые на прошлом, XIX фестивале; сценарий и постановка Владимира Рецептера.

Во Пскове на сцене Большого концертного зала филармонии – студенческий спектакль Школы-студии МХТ (мастерская народного артиста России Константина Райкина) «Руслан и Людмила», обозначенный авторами постановки как «Музыкально-ритмические импровизации на прекрасном, вечном и всегда современном тексте А.С.Пушкина; режиссеры – заслуженная артистка России, профессор Марина Брусникина и Юлия Мельникова.

Это вторая студенческая работа на ХХ фестивале, и не случайно в коротком обмене мнениями после спектакля зрители сравнивали ее с «Евгением Онегиным» курса Семена Спивака из Питера, показанным тремя днями раньше. Но если в первом случае цели ставились сугубо учебные (это и заставило меня усомниться в целесообразности вынесения учебной работы на большую фестивальную сцену), то здесь «музыкально-ритмические импровизации»  были направлены скорее на поиск понятного юному поколению способа прочтения пушкинского текста. Джаз, рок и рэп то и дело врывались в ткань спектакля и моментально пропитывались Пушкиным. Ясно, что спектакль создавался этюдным методом, что постановочный план если и был, то в самых общих чертах, что сочинялись сцены по ходу репетиций всеми участниками, но именно поэтому юные актеры чувствуют себя на сцене как дома: они раскованы, они увлечены и, «по уши» втянутые в сюжет пушкинской поэмы-сказки, втягивают в него и зрителя.

Перед спектаклем Марина Брусникина встретилась с журналистами и рассказала, что Константин Райкин, руководитель курса Школы-студии МХТ, не прикасался к сценарию «Русланы и Людмилы». Более того – «он не является поклонником этого спектакля, предпочитая более классический подход к сюжету и пушкинскому тексту». Понимаю Константина Аркадьевича, я тоже предпочитаю классический. Но понимаю и то, почему он все же выпустил спектакль в свет. Удручает другое: Пушкин становится средством, Пушкина используют. «Но сейчас по-другому ставить нельзя, мне – точно, - говорит Брусникина. - Надо пробовать, ведь сейчас важно именно режиссерское отношение к материалу, а не сам материал и сюжет». Это что же, не важен Пушкин? Понятно, что, в конце концов, всякий автор для режиссера – лишь средство на пути к решению своих сверхзадач. Но есть автор и есть Автор. Фестивальный опыт пушкинских спектаклей показывает, что наивысший творческий результат является там, где сверхзадача Пушкина становится сверхзадачей спектакля. И – парадокс! – именно в этом случае наиболее полно раскрывается личность режиссера.

Фестиваль завершен, он оставит воспоминания, к которым – я уверен – многие из нас будут мысленно возвращаться. Завершен, но, «печаль моя светла», потому что такой уверенности в будущем театра Пушкина, какая осталась после этого фестиваля (во всяком случае, у меня), раньше не было. Кажется, найден ключ. Осталось открыть дверь и войти в исполненное смысла пространство, именуемое Пушкин.

Вик. Яковлев