Актерский дневник фестиваля. День второй: Татьяна Доронина и другие

Если бы к театральному фестивалю, где каждый день - праздник, применимо было понятие будни, то они начались сегодня, во второй фестивальный день.

Днем в театр пришли дети - на спектакль Ивановского областного драматического театра «Сказка о царе Салтане» в постановке Ирины Зубжицкой. Спектакль вполне добротный, без эффектных, бросающихся в глаза новаций, и вроде бы ничем особым не отличается от многих других себе подобных. Яркие костюмы, красочные декорации, музыка и веселая хореография. Но всегда интересно, как театр решит проблему взаимоотношений прямой речи и авторского текста. Пушкин держит крепко, из него не то что слова – без заметного ущерба буквы не выкинешь. Тут никак не обойтись без рассказчика, коим, к примеру, в нашем «Золотом петушке» были Звездочет и скоморохи. Здесь театр, не мудрствуя лукаво, вывел самого Пушкина. Но - лишь с эскизным намеком на портретное сходство: цилиндр, крылатка, бакенбарды. Быстрый, стремительный, порывистый, он принялся сочинять сказку, с пером в руках придумывать персонажей, и те не заставили себя ждать – и три девицы под окном, и царь Салтан, и сватья баба Бабариха, ну и все прочие - Гвидон, Лебедь и Белка с золотыми орешками. И вот уже сам автор мечется меж ними, едва поспевает, и уже кажется, не он их создает, но сами они диктуют ему, как надобно сочинять, - очень точно уловленный режиссером момент сочинительства, как, впрочем, и любого творчества.

Насколько удачен детский спектакль всегда легко судить по реакции зрителей. Дети народ прямодушный, и, если им не интересно, что происходит на сцене, они сами устраивают свою жизнь в зале. Проще говоря, начинается шум, разговоры вслух и прочие игры друг с другом. На спектакле ивановцев зал был внимателен и тих. Исключая, разумеется, бурные одобрения, когда зло оказывалось в дураках.

Любопытнейший моноспектакль «Моцарт и Сальери» представил на Малой сцене французский актер Роберт Дантонель, - результат его творческого союза с режиссером Владимиром Делем, хорошо известным старожилам фестиваля по тринадцатилетней уже давности (на V фестивале) постановке этой же «маленькой» трагедии.

На сцене – Черный человек в плаще с капюшоном и длинноносой полумаске. На черном, напоминающем надгробие, столе он выставляет свою лабораторию: сосуды, пробирки, колбочки. В бокале, предназначенном, судя по всему, Моцарту, гоовит свое роковое «снадобье», произнося при этом первый монолог Сальери – о зависти. В его руках появляется кукла Сальери, а потом и Моцарта – понятно, в белом парике и красном камзоле… Найденная режиссером форма, может быть и не нова, работа театра кукол в живом плане давно стала привычной. Но в контексте пушкинской трагедии она вдруг открыла новые неожиданные возможности. После спектакля, действительно завораживающего, как колдовство, актер сам пояснил, чем заинтересовал его замысел:

- Все мы знаем пушкинскую версию отношений Моцарта и Сальери. Но режиссер предположил, что существует некто Третий, кто на самом деле руководит их мыслями и поступками. Сам Моцарт говорит: «Вот и теперь мне кажется, он с нами сам-третей сидит…» Это он понудил Моцарта создать реквием. Это он манипулирует ими обоими. Это отличная идея Владимира Деля, спасибо ему.

Отраву из бокала в спектакле выпивает сам Черный человек, а умирает Моцарт. И тогда умершего кукольного Моцарта тот, что в черном, накрепко связывает цепью с подвешенной скрипкой, на тыльной стороне которой – изображение Мадонны. Спектакль умён, необычен, волнителен. Французский язык не стал помехой и был практически незаметен: ведь игрался наш Пушкин, наш «Моцарт и Сальери».

Уж не знаю, чем еще удивит продолжение фестиваля, но второй его день, вернее, вечер, был коронован Татьяной Дорониной, народной артисткой СССР и прочая, и прочая! Заполненный псковичами зал встретил ее любовью и овацией. Казалось, псковский зритель, в первую очередь старшее его поколение, хочет отблагодарить свою любимицу и за «Еще раз про любовь», и за «Старшую сестру», и за «Три тополя на Плющихе», - за всех ее героинь, в которых она сумела заговорить и их языком, и об их судьбах, - всех, собравшихся в зале псковского театра. Отозвалась любовью и она:

- Спасибо вам, спасибо всем, кто в очень трудное время, когда совсем мало читают, почти совсем не пишут стихов и совсем забыли о литературных вечерах, устраивают этот фестиваль, и этот наш МХАТ-овский малыми силами литературный вечер. Спасибо за это приглашение и за то, что вы есть.

Поначалу Татьяна Васильевна предоставила сцену одному из ведущих актеров своего театра, МХАТ им. Горького, которым руководит уже 23 года, народному артисту России Валентину Клементьеву. В его программе Пушкин – стихи, большей частью хрестоматийные, но мастерски прочитанные, и письма – в основном жене («жёнке», как называл ее Поэт), отправленные из Михайловского осенью 1835 года. Но не прошло и получаса, как зал вновь встречал Татьяну Доронину.

Утром она побывала в театре, на сцене, прошлась по зданию. К вечеру сцену одели в черный бархат, приготовили столик с микрофоном, стул. Актриса отказалась от удобств и повелела убрать все, кроме микрофонной стойки. И полились стихи, самые ее любимые из Цветаевой и Есенина. В руках – толстая тетрадь, которую она то листала, то надолго отрывалась от нее. Я пристроился за кулисами у портала, совсем близко, и видел, что все они переписаны от руки. Давно я не слышал такой тишины в зале. (Иногда только, вдруг, пускали свои трели мобильники, будь они неладны! И когда уже в Пскове научатся отключать их в театральном зале, - не перед телевизором же сидят!) Она читала, вслушивалась, вдумывалась – а вместе с нею все мы – в произносимые строки, посвященные Блоку, Ахматовой, Мандельштаму, Завадскому («Вы столь забывчивы, сколь незабвенны!..»). Она была то лирически беспомощна, то обретала силу и мощь водопада. А как, другого слова не подобрать, актуально прозвучало цветаевское «Глотатели пустот, читатели газет!..» Зрители аплодировали поначалу робко, словно боясь спугнуть поэтическую тишину, но скоро не сдерживали себя уже после каждого стихотворения. И так – больше часа. Владимир Рецептер, который под финальные овации поднялся на сцену благодарить бывшую свою партнершу по сцене Ленинградского, еще руководимого Товстоноговым, БДТ, пояснил, что Доронина, по сути, читала свой поэтический дневник – те стихи, которые, прибиваясь одно к другому, составили часть ее жизни.

Что еще сказать? Предоставлю слово самой Татьяне Дорониной, которая перед расставанием заговорила о нашем театре:

-  Ваш театр – здание и зал – замечательны. Он идеален для работы в очень тонкой и реалистичной достоверности. Так хочется, чтобы этот театр в вашем городе отремонтировали, как следует. /Бурные несмолкаемые аплодисменты./ Я уверена что в этом театре существуют самые высокие традиции. Но необходимо, чтобы общественность обратилась к руководителям города, чтобы они, так или иначе, субсидировали жизнь театра. Чтобы позаботились не только о здании, но и о том, что составляет суть театра, – о труппе, актерах, режиссерах, художниках, постановочной части. Чтобы не утратить традицию, чтобы ваш театр жил, потому что без него не будет Пскова в том понимании, которое определяет подлинно культурный город. Тем более, что этот город вошел в историю нашей замечательной страны и многие годы являлся ее оплотом и защитником. Чтобы самое ценное, самое важное – живая человеческая душа, - билась, оставалась, была живой, отзывающейся на все, - так, как сегодня вы замечательно отзывались на стихи великих поэтов. Очень приятно было быть с вами и вам читать. Да благословит Господь ваши сердца, ваши души, даст вам желаемого большого счастья, удачи и – обязательного возрождения вашего театра, потому что без него не будет понятия Псков. Спасибо!