Когда империя слиняла в три дня

26 лет назад, 21 августа, таким же хмурым утром, что и сегодня (на большей части европейской России стояла пасмурная, дождливая погода), политический спектакль под названием ГКЧП, за действием которого, затаив дыхание, следил весь мир, достиг своей кульминации.

Ночью в тоннеле на Садовом кольце в бессмысленной пьяной схватке с колонной БМП погибли трое парней; а уже утром министр обороны СССР отдал приказ вывести из столицы все военные подразделения в места их постоянной дислокации. К вечеру генпрокурор РСФСР вынес постановление об аресте глупых трусливых путчистов, а уже в 00:04 22 августа президент СССР Горбачев вернулся из Фороса в Москву. Кадры спуска Горбачева по трапу Ту-134, в голубой курточке, с верной женой Раисой за спиной, тогда же ночью показали по двум имевшимся в эфире телеканалам.

В реальности телешоу под названием «путч» длилось не три дня, а почти целую неделю, с балетом «Лебединое озеро», с мгновенно ставшими легендарными трясущимися руками главного «путчиста» Янаева, с неожиданными фрондерскими телерепортажами с улиц Москвы, со сносом памятника Дзержинскому ликующим плебсом, с водружением трехцветного государственного флага и площадным триумфом победителей у здания Верховного Совета, но в истории событие запечатлелось преимущественно под заголовком «три дня в августе», и именно с них, этих роковых трех дней, принято отсчитывать крах СССР, то есть окончательный развал того грандиозного геополитического проекта, что существовал на 1/6 части суши несколько десятилетий.

И вот - вдруг кончился.

На самом деле, конечно, совсем не «вдруг», а чуть ли не четверть века кончается, и все кончиться никак не может: обломки советской империи рушатся, падают, валятся на головы несчастных подданных до сих пор. Иных уж давно нет, прокляты и забыты, а те - далече, в Калифорниях и Израилях; кого-то придавило тяжестью гайдаровских шоковых реформам, кого-то мятежной Чечней и паническим бегством с южных мусульманских окраин; кого-то настигло совсем недавно, после «Крыма нашего», на Донбассе.

Новые заветы всегда прорастают в ветхом, как клетки в организме, но человеческому сознанию просто необходима емкая и стремительная наглядная формула: «три дня, которые потрясли мир». Потрясли страну, и всех нас, кто жил тогда и чувствовать спешил. Тремя сутками, разумеется, не обошлось. Развал, повторюсь, отнюдь не закончился, а длится, словно бесконечный евроремонт при нехватке денег в огромной коммунальной квартире, с периодически случающимися пожарами выцветших штор и потопами от соседей сверху.

Новенький унитаз в нужнике уже установили, а трубы ржавые, и потускневшая плитка выглядит бельмом на стене, и штукатурка сыплется с потолка, точно сама жизнь, что «оказалась длинной», как у первого и последнего президента СССР Горбачева, который, глядишь, до девяноста лет доживет, не крякнет, как другой его незадачливый предшественник - председатель Временного правительства России Керенский, не сумевший удержать власть в слабеющих лукавых руках.

В культурной памяти неизбежно всплывают и другие исторические параллели, сколь навязчивые, столь и верные. В год столетнего юбилея революции, к примеру, легко цитируются знаменитые строчки Василия Розанова из его «Апокалипсиса нашего времени»: «Русь слиняла в два дня. Самое большее — в три. Поразительно, что она разом рассыпалась вся, до подробностей, до частностей. И, собственно, подобного потрясения никогда не бывало, не исключая «Великого переселения народов». Там была — эпоха, «два или три века». Здесь — три дня, кажется, даже два. Не осталось Царства, не осталось Церкви, не осталось войска, и не осталось рабочего класса. Что же осталось-то? Странным образом — не осталось ничего. Остался подлый народ...», - с болью написал философ, и вскоре умер от невыносимости этой боли за утраченную Русь, и это была яркая, но не самая справедливая реакция разорванного сердца.

Слиняла не Русь, а власть. Русь еще долго и непрерывно убивали и насиловали, лет двадцать, вплоть до Большого террора 37-го года, расстреливали по темницам, как царскую семью, варили живьем в железных бочках, топили в баржах, травили газовыми зарядами, раскулачивали и развенчивали, но так до конца и не добили. Русь все корчится и еще плачет кровавыми слезами из гипсовых бюстов убиенного императора Николая, только к этим бесчисленным баррелям слез добавились слезы матерей тех, кого расстреляли из танковых пушек у того же Верховного Совета два года спустя, в октябре 1993-го, кто горел в танках на улицах Грозного в январе 95-го, кто превращался в фарш в многоквартирных домах и в вагонах метро на рубеже двух тысячелетий, кого брали в заложники на патриотическом мюзикле «Норд-Ост» и в Беслане, кого сжигали живьем в Одессе. «Странным образом» необъявленная, гибридная Гражданская война продолжается. И не только в наших сердцах, неизбывно требующих перемен. Если уж, споря о событиях столетней давности, граждане готовы друг другу глотку порвать, то что уж говорить о случившемся в августе 1991-го?

И по гамбургскому счету Розанов прав. «Два, три дня» - не просто фигура речи; это — историческая развилка, чертов перекресток, с которого Россия могла шагнуть куда угодно, и вовсе не обязательно, шагнув, допустим, направо, ей нужно было терять голову или коня. По моему убеждению, катастрофа вовсе не была неизбежной, но когда власть «линяет» во всех смыслах, опошляется или бежит, «подлый народ» безмолвствует и страдает. Это можно считать карой свыше и справедливым возмездием, наказанием за инертность и молчание, вот только отсутствие жалости к жертвам социального катаклизма - не в русской традиции, «милость к падшим» остается единственным нравственным маяком и паролем.

Истина в том, что всякая революция в России происходит сверху: так было и в 1917 -м, и в 1991-м. В Кремле и в пределах Садового кольца сталкивались самолюбия и интересы, лопались репутации и карьеры сильных мира сего, но мало кто сомневается: если бы у незадачливых путчистов не дрожали руки, и они были бы решительны, как Ельцин в 1993-м, история могла пойти совершенно по другому сценарию. Провинция малых сих, вся бескрайняя страна, от Калининграда до Владивостока, 19 августа затаилась и ждала: как и что там повернется в Москве? Повернулось бы в пользу ГКЧП, и «подлый народ» все принял бы и проглотил, отсидевшись по парникам на огородах. Несколько городских сумасшедших, покрасивших забор лозунгом «Долой ГКЧП!», тут не в счет.

«Зачистить» площадь перед Верховным Советом было делом нескольких часов; арестовать новоявленных лидеров РСФСР не составляло проблемы, но у прокисших советских вождей уже не было ни настоящих яиц, ни стоящей политической воли, поэтому вокруг них все три дня в августе царили лишь «измена, трусость и обман». И армия, и якобы всесильный КГБ брать на себя ответственность отказались. А раз так, то гадать на сослагательном наклонении — занятие бессмысленное и пустое.

Мы только знаем, что если и была эйфория, то она быстро испарилась, ибо голосами из радиоприемника сыт не будешь, уже через полгода после августа наш «подлый народ» отчаянно выживал, прибавляя нули на рублевых банкнотах и привычно посылая в бога-душу-мать уже «новую старую власть», всех этих мгновенно перекрасившихся секретарей райкомов, комсомольских бонз и недавних кагебешников.

Удивительно, но в этом смысле за 26 скоротечных минувших лет почти ничего не изменилось.

Саша Донецкий