Солнце без Любви
Фильм однозначно получился. Может, у Никиты Михалкова были вещи и более удачные, но здесь это не важно: «Утомлённые солнцем-2» явно состоялся и как художественный проект, создающий свою мифологию, и как фильм о войне, фильм о жизни и смерти. Более того, с ним первая часть, по крайней, приобрела куда более глубокий смысл.
Поначалу, начитавшись всевозможных рецензий, я всматривался в экран, выискивая ляпы и пытаясь определить, где тут спрятано так много денег. Вскоре стало ясно, что так ничего увидеть и понять не удастся. Потому я просто стал смотреть кино.
Война оказалась на удивление реалистичной. И вовсе не из-за масштабных батальных сцен (их нет) или необычных спецэффектов (тоже не заметил). Жуть воссоздаётся игрой актёров (Евгений Миронов в роли командира штрафников), стихией событий, абсурдностью происходящего и чётким акцентом на том, что жизнь превращается в ад, смерть, из-за самых мелких деталек, из-за привычного отношения к жизни.
Пароход, перевозящий партактив, подрывается на мине и весь хрусталь и бюсты вождя оказываются не символом особого положения их обладателей, а бессмысленным хламом. Но корабль и его пассажиры избежали бы неприятной встречи с боеприпасом, если бы подобрали Надю Котову, которую эта мина спасла.
Жители деревни, возможно, всё равно погибли бы, но их уже не сожгли бы заживо в хлеву. Однако они предпочли спокойно смотреть, как насилуют их односельчанку и как пытаются сделать то же самое ещё с одной девушкой. Ради собственного спокойствия они отдали в жертву другого, и стало не понятно, кто враг на самом деле – эти обречённого вида люди с автоматами, говорящие на чужом языке или соседи, продающие тебя за свою призрачную свободу.
Весёлый немец поплатился за дикую, но безобидную шутку. Безобидную в мирное время. Во время войны она стала последней каплей для униженного, привыкшего всё делать украдкой, человека. И пусть погибли десятки детей, женщин, раненых красноармейцев – главное, что человек этот выполнил-таки своё хотение, свою волю, сделал по-своему. Так же как и немецкий лётчик хотел сделать своё.
Война у Михалкова не на линии фронта и не в боевых действиях, хотя там и лежат, врастают в землю тысячи искорёженных тел. «Поле битвы – сердца людей», война идёт, прежде всего, там, где лежат тысячи искореженных душ. Командование, отправившее неизвестно зачем и непонятно куда двести сорок кремлёвских курсантов. Митя, движимый лишь своей уязвлённостью, Лаврентий Павлович, определяемый лишь собственными амбициями – чем не война? И ещё неизвестно, какая из них страшнее.
Кстати, многие герои безымянны. Это тоже примета войны.
Михалкову удалось то, что не получалось у большинства его отечественных коллег – сделать эротическую тему непошло. В самом конце, когда смертельно раненый девятнадцатилетний танкист говорит медсестре: «Покажи… сиськи покажи», понимаешь, что речь совсем не о сиськах. Речь о том, что это последнее что увидит мальчишка, и что это, наверняка, единственное, что ещё сможет его удивить.
В «Предстоянии» Михалков подобрал ключи не только к теме сталинского времени, но и ко всей трагедии, случившейся с Россией в ХХ веке. Культ личности – вовсе не нарушение прав человека, его свобод и т.п. И даже не тоталитаризм. Дело совсем не в этом. Каким-то непостижимым образом для многих, если не для абсолютного большинства живущих в СССР по обе стороны ГУЛАГа, место Бога занял человек. Неслучайно, когда Надя Котова пытается научить молитве «сделай так, чтобы моя воля не перешибла Твою» умирающего танкиста, тот удивленно, с благоговейным шёпотом, переспрашивает: «Сталина?».
И главное: всё встаёт на свои места, когда понимаешь, отчего чаще всего в первой и второй частях звучит отрывок танго со словами: «В этот час ты призналась, что нет любви». В михалковском контексте речь идёт не о той любви, что приходит и уходит со сменой времен года. Настоящая Любовь несоизмерима с человеком и не может кончаться. Но если её нет – всё теряет смысл безвозвратно. Это и есть война.
Константин Шморга
