Одними призывами результатов в образовании не добьешься - профессор петербургского политеха Василий Окороков

За минувший год столько написано про нашу экономику, вышло такое количество комментариев и прогнозов относительно случившегося экономического кризиса, что, кажется, объем информации на этот счет просто зашкаливает. Однако существует серьезный недостаток оценок неэмоциональных, неполитических, основанных не на некой позиции человека, имеющего собственный интерес в какой-либо сфере. Василий Романович Окороков как раз такой человек, который может высказать подобное мнение. Он – воспитанник старой советской научной школы, имеет хороший опыт работы в Европе (в 1986 году был направлен Академией наук СССР на работу в Международный институт прикладного системного анализа (Вена, Австрия), где работал руководителем исследовательского проекта «Интегрированные энергетические системы»). В 1994 году профессор Окороков организовал необычную по тем временам образовательную программу Российско-американскую высшую школу управления (в 1998 году  РАВШУ была переименована в МВШУ в связи с расширением международных связей), став ее директором. Василий Окороков является членом бюро Научного совета Российской академии наук по комплексным проблемам энергетики РАН и член Научного совета РАН по космической и глобальной энергетике.В Пскове Василий Окороков бывает довольно часто, поскольку ведет аспирантский семинар для аспирантов псковского политеха, являясь еще и профессором ППИ. В один из последних его приездов мы и побеседовали.

- Василий Романович, совсем недавно кризису в России исполнился год. Можно ли сейчас подвести какие-то итоги?

- Самый общий ответ – этот кризис неожиданно оказался достаточно серьезным…

- Почему неожиданно?

- Потому что неожиданно. Еще в начале прошлого года его всерьез не принимали. Потому что официальные лица делали заявления, что да, в Соединенных Штатах разразился ипотечный кризис, но нас он если и затронет, то незначительно: у России есть достаточный запас прочности в виде стабилизационного фонда и валютных накоплений. На самом же деле выяснилось, что именно российская экономика пострадала сильнее всего, а западные страны, те же США, гораздо меньше.

Первая причина – конечно, самоуспокоенность. Вторая причина в том, что те лица, которые у нас принимают решения не совсем уловили связь между ипотечным кризисом и состоянием нашей экономики. Дело в том, что да, у нас был большой стабилизационный фонд, большие валютные резервы, превышающие 500 миллиардов долларов, но мы, успокоившись высокими темпами роста, совершенно просмотрели, что многие наши компании и банки брали за рубежом большие кредиты под гарантии правительства. И оказалось, что эти кредиты тоже превысили 500 миллиардов. Причем уже в конце 2008 года пришлось выплатить порядка179 миллиардов, в этом году ещё где-то 150 и так далее. Понимаете? То есть жили мы в докризисные времена, совсем не задумываясь о том, сколько зарабатываем, тратили непосильно, слишком увлеклись потребительством.

Но главное не в этом. Одна из глубинных причин кризиса в том, что мы говорили о благополучии, большой капитализации наших предприятий и экономики в целом, ориентируясь в основном на фондовые рынки. Но этот рынок всегда носил спекулятивный характер. И произошел отрыв «денежного» сектора от реального. Деньги действительно крутились, и большие, но они не были связаны напрямую с реальной экономикой. По данным журнала «Deutschland», в 2008 году потребности в финансах реального сектора мировой экономики отличались от финансового в три с половиной раза. Представляете? То есть деньги просто делались из воздуха.

Далее, когда наступил кризис, бюджетные деньги пошли не на адресную поддержку реальной сферы, а в основном банкам. Что сделали банки? Они либо стали выплачивать этими средствами долги, либо переводить в валюту и выводить из страны. Здесь, я считаю, сделали ошибку. Деньги надо было давать под строгим контролем через банки напрямую реальному сектору. Сейчас же получилось так, что банковский сектор мы спасли, а реальный сектор этих денег или до сих пор не получил, или получил лишь малую толику оттого, что ему выделялось.

Кроме того, сама модель нашего экономического развития не совсем адекватна. Если бы мы думали о социально ориентированной экономике, капиталистической, но социально ориентированной, была бы совсем другая ситуация и при кризисе. А то ведь у нас главный показатель эффективности - это прибыль, но кто ее получает? – В основном собственники, только они в этом и заинтересованы. А вот если бы мы стремились к максимизации вновь созданной добавленной стоимости, то резко выросла бы доля заработной платы работников, создающих эту стоимость.

Мы оказались не готовы к кризису, в том числе, и в силу выбранной модели хозяйствования. А она должна ориентироваться в первую очередь на развитие внутреннего рынка, на стимулирование внутреннего спроса. Мы же оказались очень зависимы от спроса внешнего, и когда начались эти колебания, пострадали, прежде всего, мы. И сегодня, по словам Путина, у нас ожидается падение ВВП на восемь с половиной процентов. По сравнению с прошлыми шестью-восемью процентами роста, сейчас у нас минус четырнадцать процентов падения. А это очень серьезно.

- Эксперты и ученые часто дают верные оценки и прогнозы. Например, некоторые факты, приведенные Вами, появились еще за год до нашего кризиса, а то и раньше. Почему так получается - говорят все правильно, а делают неправильно?

- Ученых и экспертов часто не слушают.

- Почему?

- Не знаю. Могу сказать на уровне энергетических предприятий. В частности, на примере аварии на Саяно-Шушенской ГЭС. Здесь главная беда – профессиональная некомпетентность нового менеджмента энергетических компаний. К сожалению, люди знающие, имеющие фундаментальную подготовку в сфере технологий, оказались отстранены. Пришли финансисты, пришли юристы, пришли «голые» экономисты. «Голые» - то есть не знающие специфики отрасли. А чтобы управлять любой сферой, нужно ее хорошо знать. Если этого нет, вы будете управлять только финансовыми потоками, что и происходит. Но финансовые-то потоки создаются реальным делом. А если его не будет, остается только спекулировать на фондовых биржах.

В бывшем «Ленэнерго» например, новые собственники, так или иначе, заставляли уходить людей, имеющих базовое образование, опыт работы в этой отрасли. А ведь нужно знать технологию. Например, в энергетике самый высокий коэффициент полезного действия агрегата достигается при 70 процентах от нагрузки. А на Саяно-Шушенской ГЭС энергоблоки работали на полную мощность, то есть в перегрузочном диапазоне. А это само по себе опасно, ведь если вы все время будете ехать на автомобиле на максимальной скорости, то сбой произойдет быстрее, чем при других режимах. То есть там просто не соблюдали технологические требования. И это не единичный случай, ради прибыли пренебрегают технологической дисциплиной очень часто.

- Выходит, нас еще ждут случаи, подобные аварии на Саяно-Шушенской ГЭС?

- Я считаю, что это не последний, к сожалению, случай, когда нас ждут такие последствия. Потому что управление сложными технологическими объектами часто осуществляется некомпетентными людьми.

- То есть Вы согласны с последними комментариями, в частности вице-премьера Игоря Сечина, что авария на ГЭС – результат реформы энергетики?

- Да. В том числе и результат реформы. Потому что в ее ходе пришли неграмотные в технологическом управлении собственники и их менеджеры. Моя точка зрения, что такие отрасли как энергетика обязательно должны быть в руках государства, и ими должны управлять государственники, поскольку отрасль определяет безопасность страны.

- А как же опыт других стран, на который у нас часто ссылаются?

- Во Франции – государственное управление. В Германии и США да, частное, но там очень жесткое соблюдение технических и экологических норм. Попробуйте там что-то нарушить – даже местный функционер прекратит производство. У нас же Ростехнадзор восстановлен только года три назад. Система планово-предупредительных ремонтов, а это раз в год текущий ремонт оборудования и раз в шесть лет – капитальный, она была полностью нарушена. Правила устройства электроустановок, которые были раньше обязательными, вновь приняли только в прошлом году. И то они носят больше рекомендательный характер.

- Вернемся к кризису. Есть мнение, что в этой ситуации больше пострадали регионы, чем центр. Как вы считаете?

- Трудно сказать. Зависит, в том числе, и от ресурсной базы. В распределительной системе, а это и налоги, выигрывает тот, кто ближе всех к центру. Это Москва, Петербург в первую очередь. Потому что сейчас налоги, собираемые в регионах, сперва идут в центр, а потом возвращаются в виде дотаций, которые часто составляют всего несколько процентов от налогов, перечисленных субъектом России. Это, конечно, несправедливо и неправильно. И в кризис, прежде всего, пострадали регионы дефицитные, которые больше перечисляли в федеральный бюджет, чем получали из него. Необходимо создать такую налоговую систему, когда значительная часть налоговых поступлений будет работать на месте. Но с другой стороны, и сейчас не все так плохо. Несмотря на кризис у вас в Пскове ремонтируются дороги, в частности улицу Льва Толстого отремонтировали. Это неплохой признак.

- А из ресурсов чем, на Ваш взгляд, может похвастать Псковская область? Например, Дедовическую ГРЭС можно рассматривать в качестве такового?

- У меня как раз один из аспирантов делает работу по теме рационального использования энергетических ресурсов Псковской области. Здесь вот что интересно: помимо централизованных систем, частью которых является данная ГРЭС, очень полезно развитие малой энергетики, в том числе на основе использования местных видов топлива. Про торф, которым богата область, мы сейчас вообще забыли. А он был одним из важных моментов в плане ГОЭЛРО, и сейчас его активно используют в Скандинавии и Канаде. Отходы древесины тоже широко используются в мире в котельных, небольших электростанциях. Не у нас, правда. Например, я в Финляндии был на одной теплоэлектростанции при целлюлозно-бумажном комбинате. Там опилки и стружки перерабатывают в спирт, а его используют как топливо для электростанции. В результате они полностью снабжают энергией сам комбинат и прилегающие поселки.

Мое мнение, что необходимо рациональное сочетание крупной энергетики с малой. К вашему сведению, после войны мы выжили и восстановили народное хозяйство именно благодаря развитию малой энергетики, особенно небольших гидростанций. Сам я студентом участвовал в строительстве Оредежской ГЭС. В 1950-х годах в нашей стране было свыше 500 тысяч малых гидростанций! Сейчас их, дай Бог, 500 осталось.

- Получается, что упор на строительство таких гигантских объектов как Саяно-Шушенская ГЭС был не совсем правильным?

- Совершенно верно, это была не самая мудрая политика. Вот сейчас по официальным данным в России 53% территории не газифицировано, а еще больше не электрифицировано. Многие населённые пункты, особенно в глубинке, сейчас бьются за присоединение к централизованным энергосетям, а энергетики задирают цены, на несколько порядков больше стоимости строительства. Для малых станций на местном топливе или использующих энергию ветра и воды решить такой вопрос вполне по силам.

Малые гидростанции хороши еще и тем, что их небольшие водохранилища можно использовать и для разведения рыбы, и для животноводства, и это отличные зоны отдыха. То есть они создают вокруг себя рабочие места для многих людей. В свое время в Псковской области на реке Великой было более тысячи гидростанций, сейчас две. А раньше там жили, работали люди, другие предприятия развивались.

- Что еще можно рассматривать как ресурс области? Вузы для этой цели подойдут?

- Создавались они в первую очередь для развития интеллекта, научно-технического прогресса и, в конце концов, развития реальной экономики. Для развития экономики любого региона нужно в первую очередь развивать образование и науку, повышать компетентность людей. Советский Союз по развитию образования занимал одно из первых мест в мире. Сейчас мы находимся в третьем или четвертом десятке стран мира по уровню образования. С другой стороны, вузы должны не только оказывать образовательные услуги, но и создавать инновации, развивать технологии. На западе, например, многие предприятия создают свои лаборатории в университетах или совместно с ними. В Советском Союзе внедрение новых технологий осуществлялось посредством финансирования на государственном уровне. Но, к сожалению, в 90-е годы произошел крен, мы ушли от развития научных исследований, так как государство обеднело, а руководители частных предприятий оказались не в состоянии понять важность развития научной сферы и подготовки на ее основе специалистов. Сейчас мы признали техническое отставание от ведущих стран и принялись исправлять это, в том числе восстанавливая то, что было порушено.

- На Ваш взгляд, нынешняя реформа образования будет этому способствовать?

- Была хорошая идея с ЕГЭ. Таланты ведь равномерно распределены по всей стране, и была цель их выявить и дать им возможность развиваться в лучших вузах. Но реализация получилась по Черномырдину: хотели как лучше, а получилось как всегда. Правильная идея и с соединением науки и образования. Но будет нужный результат лишь при соответствующем подходе. Во-первых, это требует довольно больших затрат. Ведь одна из наших стратегических ошибок – очень низкий уровень оплаты труда людей. Везде, кроме определённой группы чиновников. А раз так – нет и стимула выкладываться. В западных странах доля оплаты труда от ВВП доходит до 60%, а у нас 20-30%. Поэтому многие у нас уехали на Запад. В последнее время складывается такая тенденция: в университетах преподаватели в основном женщины, в аспирантуру идут чаще всего девушки. Ну как на пять тысяч рублей (это ставка ассистента) возможно заниматься наукой? Так что цели выбраны верные, вопрос в реализации. Боюсь, как бы вновь не получилось по Черномырдину.

- А как Вы относитесь к идее создания крупных региональных университетов?

- Идея укрупнения, конечно, хорошая, но если путем простого механического сложения – тогда это плохо. Только в Петербурге около пятидесяти государственных университетов и не менее – частных. Бывает так, что на одной улице стоят два-три таких вуза. По западной практике, Китай, кстати, ее тоже перенял, в крупных университетах в среднем около ста тысяч студентов, а не три-четыре тысячи как часто у нас встречается. Если говорить о Петербурге и Москве, десяти – пятнадцати университетов вполне достаточно, иначе перебор. В регионах создаются федеральные университеты для концентрации интеллектуального потенциала. Но происходит это чисто механически. Например, в Красноярске многие недовольны объединением, так как произошло доминирование гуманитариев над техниками, хотя для развития реального сектора экономики необходимы в первую очередь техники. По статистике в мире сейчас 79 тысяч транснациональных корпораций и примерно 800 тысяч их филиалов. Из них 79% с лишним работают как раз в реальном секторе, 3% - в добывающей отрасли и остальные – в сфере услуг. У нас же все наоборот, поэтому мы все вынуждены ввозить. Хотя, с другой стороны, нам необходимы и бизнес-школы мирового уровня. И не две на всю Россию, а больше. Россия слишком большая страна и потребность в грамотных управленцах высокая.

- По Вашему ощущению, какой будет результат от идей, реализуемых сейчас и в сфере образования, и в экономике в целом?

- Я оптимист, несмотря на все негативные вещи, которые сейчас происходят. Есть у нас одна беда – у нас очень хорошие планы, программы, но реализация их плохая. Необходима не только четкая вертикаль управления, но и жесткая система контроля реализации принятых программ. Если будут только призывы, будут просто грозить пальчиком, ничего у нас не получится.

- То есть опять возвращаемся к вопросу о компетентности?

- Да.

- Как же нам победить некомпетентность?

- Один из главных вопросов – материальные и моральные стимулы. Недавно видел статистику, по которой у нас чуть ли не полмиллиона охранников. Это в основном молодые люди. Им что, больше заняться нечем? Если бы у нас была действительно достойная оплата труда, многие из них пошли бы в другие сферы, кто-то и в науку. Если бы так было, достойные люди постепенно вытеснили бы некомпетентных. Посмотрите, на Западе разве возможен блат? Нет, тут же места можно лишиться. В университетах просто никто не даст списывать, потому что если ты неспособен – уходи, дай другому спокойно учиться. Моральная мотивация тоже огромную роль играет. Ведь у нас часто награждают орденом «За заслуги перед Отечеством», не людей науки, не людей производства, а шоуменов. Причем награда не четвертой степени, а аж до второй! Я в Петербурге знаю многих ученых, создающих реальную стоимость в виде инноваций и у них нет таких наград, как у шоуменов, перераспределяющих созданное другими. Какая уж тут мотивация!

Беседовал Константин Шморага