Культобзор: французская нота

Вот чего в эти дни, может быть, и не хватило, так это времени, чтобы попасть на всё стóящее. Золотая осень - не убавить ни прибавить.  Жаль, что для нашего региона хорошая погода - что в прямом, что в любом из переносных смыслов - явление не стабильное…

Совершенно русский Париж…

Если по порядку, то в начале этой недели было слово - французское с переходом на классическую латынь. В расчёте на «интеллектуальную публику» (именно так и было сказано…) в Пскове прошёл день французской культуры, призванный привлечь внимание к языку Бомарше, Гюго, Экзюпери, - и далее по списку: французская литература, может, одной только русской и уступает.

Лекции и презентации, подготовленные силами сотрудников Французского института в Санкт-Петербурге для изучающих язык псковских студентов и школьников, а также для их преподавателей, были не только познавательными. Главное, они стали действительно хорошей практикой. Впрочем, обиженным не ушёл никто: для публики, предпочитающей другие языки, чудесно работали переводчики, которым щедро «давали работу» даже русскоговорящие Мишель Гранж - директор Французского института в Санкт-Петербурге и Элизабет Барийе -французский прозаик с русскими корнями.

На фото: Элизабет Барийе (фото mvestnik.ru)

Парадоксально, но встречи с французами всегда становятся  в России своего рода встречами с русской культурой. Не стал исключением и этот псковский день. Дело даже не в курских предках Элизабет (о них она подробно рассказывала во время первого своего приезда в Псков).

На этот раз Барийе представляла свою новую книгу, в центре которой - загадочная встреча Ахматовой и Модильяни в начале прошлого века,  а «декорациями» того странного спектакля - весенний Париж 1910-го года. Для Ахматовой и Гумилёва это было свадебное путешествие, - напомнила Элизабет. Но, рассказывая о литературных салонах, в центре которых были «стервы и скандалистки» (французские писательницы того времени, которые так хотели стать наравне с мужчинами…), рассказывая о Париже, который «встретил XX век порывом оптимизма», однако был отброшен в депрессию трагическим наводнением, современная исследовательница невольно сравнивала сама и слушателей своих заставляла сравнивать. Сену - с Невой, парижанок - с петербурженками, Париж, «которого давно уже нет» -  с потерянными русскими столицами…

Не потерянные люди

 «Рядом» с Ахматовой Элизабет Барийе вспоминала и о Шагале, и о Дягилеве, о «франко-русских» судьбах, наконец. А Мишель Гранж так и просто подытожил: «Мы, французы, когда начинаем понимать русскую культуру, лучше воспринимаем и свою», - предположив тотчас же, что обратное тоже справедливо.

И так уж совпало, что пока в областной библиотеке шёл этот разговор о людях, открывающих русский мир для парижан, а Францию - для русских, в Псковской областной типографии работали над новым выпуском «Михайловской пушкинианы». Сборник, который подготовлен в Пушкинском Заповеднике и вот-вот выйдет в свет, называется «Хранители». Среди прочих материалов в книге есть и публикация-размышление на эту же «русско-французскую» тему.

На фото: прапраправнук Пушкина

Её автор - прапраправнук Пушкина Михаил Воронцова-Вельяминов. Родился уже не в России, а во Франции. Учился в Сорбонне - специализировался на истории СССР, потому что больше всего на свете в юности хотел понять, почему всё так получилось…

«В нашей семье, как и вообще в эмигрантской среде, люди считали себя русскими. Это было совершенно естественным, как воздух, - пишет Воронцов-Вельяминов. - И во втором, и даже в третьем поколении это сохранилось  без оглядки - как у дедов, которым  ради спасения жизни пришлось покинуть страну, где они жили».

Хлебнувшие эмигрантской бедности дворяне (внуку Пушкина, Михаилу Павловичу Воронцов-Вельяминов по приезде в Париж даже пришлось зарабатывать на хлеб, разгружая вагоны) сохраняли русскую «нравственную выправку», свидетельствует Воронцов-Вельяминов. «Просто, - пишет он, -  эти люди умели, даже когда уже «ниже нельзя» было, даже оказавшись «в дыре», куда их бросила судьба, всё-таки выпрямится, подтянутся, выглядеть бодрыми и жить с полной моральной готовностью ко всему. Персонажей достоевского типа у нас не было. Да и вообще в эмиграции они были редки)».

Родные язык и литература во многом помогали в этом. Михаил Владимирович с особым теплом вспоминает «…обычай чтения вслух, который до революции был очень распространённым в культурных семьях. В эпоху, когда не было радио и телевизоров, в каждой семье был человек, который умел читать вслух с особым искусством. Таким талантливым человеком была моя мать. С пятилетнего возраста и по меньшей мере до 12 лет, мне и моей сестре, как только мы укладывались в постель, она читала на сон грядущий в течение часа или двух. Так мы прошли всю русскую классическую литературу и даже некоторых иностранных авторов в переводе, - таких, например, как Диккенс, который хорошо звучит по-русски. <…> Но не только мать читала нам. Отец, когда я был постарше, прочёл мне весь «Тихий Дон» Шолохова, а дядя, который в годы Хрущёвской оттепели получал «Новый Мир», читал всей семье «День Ивана Денисовича» Солженицына, который опубликовали в этом журнале»...

Всё это логично встаёт в один ряд, хотя кажется таким разным - внешне. Блистательный Дягилев шумно открывал в Париже русские сезоны, и почти в то же время правнук Пушкина в Ванве - предместье французской столицы - учреждал церковь во имя Святой Троицы под юрисдикцией Патриарха Московского - «в отличие от церкви зарубежной, которая являлась самостоятельной», - поясняет Вельяминов-Воронцов. И добавляет: «Из-за этого некоторые считали дела чуть ли не коммунистом. Но он, однако, придерживался мнения, что какими бы ни были обстоятельства - даже при совершенном подчинении патриархии советским властям - эта Церковь, особенно по причине её страданий, была единственной легитимной. …И ни у кого среди нас не было антисоветского настроя, хотя все совершенно точно знали, что происходило в стране».

Все языки и страны

Понять Россию, понять Францию… С сердечной признательностью французские гости разглядывали в фойе Псковской областной библиотеки очень выразительную выставку с простеньким таким, даже банальным названием «С любовью к Провансу» - её подготовили побывавшие на французском пленэре русские художники Лариса Гордеева, Игорь Макеев, Олег Цветков. Музыкой «стопроцентного парижанина» Камиля Сен-Санса открыли в Пскове и фестиваль «Крещендо» («Бывают странные сближения», - заметил бы по этому поводу Пушкин, которого в лицее дразнили «Французом»). В  программе «Крещендо», впрочем, были ещё и Дебюсси, и Форе, и Равель, и Шоссе, и снова Сен-Санс - молодые, но уже именитые российские музыканты с Денисом Мацуевым во главе будто сговорились…

А вот французские музыканты - Грегорианский хор Парижа - пели в Пскове на латыни. Уникальный для Пскова концерт, на который смогли бесплатно прийти многие горожане, проходил в рамках того же Дня французской культуры.  Мощные унисоны средневекового грегорианского хорала поднимались над головами собравшихся в Приходе Пресвятой Троицы Римско-Католической Церкви в Пскове, объединяя в восхищении верующих и атеистов: сокрушительная красота мира без границ и деления на страны и языки была в этой музыке.

Громче, ещё громче и так - навсегда

«Крещендо», впрочем, тоже из латинского. И о том, как переводится это слово и, - главное, - что для Пскова за ним встаёт, наши люди знают уже который год. А в этом году впервые фестиваль, представляющий «молодую гвардию русской исполнительской школы» (Св. Бэлза) пришёл и в Великие Луки.

«Сокрушительный успех», «блистательный маэстро», - все эпитеты в превосходных степенях, кажется, уже были сказаны об этом проекте и его арт-директоре Народном артисте России, Лауреате Госпремии пианисте Денисе Мацуеве. Нынешний фестиваль добавил в общую копилку победительную цитату из приветственного обращения к псковичам  генерального продюсера «Крещендо», гендиректора Российского государственного театрального агентства Давида Смелянского: «Мы здесь не просто всерьёз и надолго. Мы здесь навсегда». А ещё фразу, практически утвердившая Псков музыкальной столицей мира в фестивальные дни: «Я готов приезжать сюда с края света», - от Дениса Мацуева.

Два симфонических концерта фестиваля, действительно, стали пиром и высшей школой для профессиональных музыкантов, а тем, кто в концертном зале новичок, позволили услышать много хорошей музыки вживую. Действительно, часто ли - хоть со сцены, хоть с экрана - звучит у нас трагического накала «Поэма» Эрнеста Шоссона для скрипки с оркестром? И какой маэстро решится открыть концерт (и фестиваль) роскошным еврейским напевом - «Вакханалией» из оперы «Самсон и Далила»? Тем, кто побывал на двух концертах «Крещендо» подряд  выпала редкая удача: сравнить «Голубую рапсодию» Гершвина «в оригинале», с солирующим Мацуевым, и в переложении для трубы с оркестром, с Владиславом Лавриком «в главной роли», и понять, почему это переложение рецензент из Лос-Анджелеса в своё время называл гениальным, но «безусловно русским». Публика по достоинству оценила Станислава Кочановского - тончайшего чутья дирижёра (а ещё по одной своей музыкальной специальности - органиста…). Слушатели в кулуарах спорили о трактовке Первого концерта Равеля - этого, право, «Дома с привидениями» - в интерпретации Полины Осетинской: «не слишком ли прямолинейно прозвучало?» - «нет, ну что вы, в самый раз…»

Сегодня фестиваль заканчивается, но про «навсегда»-то меломаны запомнили накрепко.

Под рябиной

Неделя золотой осени: без столичного лоска фестиваль памяти Ольги Сергеевой в Усвятах, скромный Рябиновый бал в Красногородском районе, выставка «Образ креста» в Псковском музее – сама малая, как нательный крестик…

В Изборске, на территории музея-заповедника, под солнечным сентябрьским небом в эти выходные выступал духовой оркестр «Kungla» из местечка Парксепа близ  эстонского Вырумаа - без всякого фестиваля, просто так выступал. Деревенскому оркестру в августе этого года исполнилось 135 лет: в незапамятном 1878 году, рассказывают, хозяин мызы Ваймела барон вон Лёвен (да простятся ему за это все вольные и невольные грехи) собрал смышлёных молодых крестьян и купил им инструменты.

А в городской библиотеке Пскова, на Конной, в это же воскресенье вспоминали других деревенских чудиков: здесь на заседании поэтического клуба в лучших русских традициях читали вслух рассказ из новой, удостоенной губернаторской премии, книги Владимира Клевцова - лучшего, пожалуй, на сегодняшний день псковского прозаика. Противоречия в этом не наблюдалось, потому что рассказы-миниатюры Владимира Клевцова, в общем-то, сродни стихам.

От смешной, явно сочинённой истории про иностранца, пленившегося необъятными просторами и решившего переселиться в псковскую деревню, перешли к серьёзным очеркам-портретам псковских литераторов. О своём учителе Юрии Куранове, о поэте-фронтовике Игоре Григорьеве, о Светлане Молевой, - всего Владимир Клевцов создал  десять таких портретов. Писал с любовью, редкой среди людей одного творческого цеха. Любовное отношение к своим героям - придуманным ли, реальным ли -  главное в прозе Владимира Клевцова.

И, словно в его рассказах, наяву, в читальном зале пахло яблоками, которые кто-то из завсегдатаев местного поэтического клуба прихватил для всех любителей современной отечественной литературы.

Которую, даст бог, ещё оценит и непонятая нами Россия, а за ней, глядишь, и та же Франция… 

Лидия Токарева - специально для Псковской Ленты Новостей.