Сальери vs Пушкин. Как страшно быть серьезным

Четвертый день Пушкинского театрального фестиваля подарил псковской (и не псковской) публике встречу с английским драматургом и актером Пипом Аттаном. Именно в Пскове состоялась мировая премьера его новой работы «Реквием по Сальери». Контекст пушкинский.

Когда Пипа Аттона представляют незнакомой с ним публике, обязательно упоминают: свой актерский путь он начал в сорок пять лет! Первую пьесу написал в сорок, а в сорок пять, не боясь распространенного в творческой среде «комплекса самозванства», стал артистом. Хотя чего боится, а чего не боится господин Аттон — об этом знает только он.

Но совершенно очевидно, что трагедия Сальери его очень занимает. Вот, кстати, удивительная вещь: потеря для мира гения, то есть убийство Моцарта для нас часто остается трагедией второго плана. Потому что его  невозможно потерять или забыть. Моцарт — это forever. А с Сальери мы каждый раз разбираемся заново, потому что и вспоминаем-то его только в связи с легендарным убийством. На малой сцене Псковского академического театра драмы имени Пушкина Сальери разбирался с самим собой.

Правда есть

Он появился на сцене до начала спектакля, разглядывая публику с настолько деликатным интересом, что о нем моментально забывали те, кто искал свое место в зале или прощался со звуком в мобильнике. Сидит в своем кресле, никого не трогает, вино потягивает... Сальери глушил красное весь спектакль, удивляя зрителей искусством наливать незаметно: вот только что взболтал осадок и опрокинул в себя, а вот опять — бокал наполовину полон. Да хватит ли ему для главного? Хватило, конечно... Но до этого — извольте выслушать. И поговорить!

Но сначала всё же выслушать эту знакомую и каждую раз забываемую нами историю, лейтмотивом которой звучит несправедливость. Историю разочарования в Боге — не больше, не меньше. И крушения иллюзии, очень среди нас распространенной: положа руку на сердце, все мы думаем, что любовь (и любовь божью — в первую очередь) нужно и можно заслужить! Да и кому, как не Сальери?.. Он с бухгалтерской точностью  может перечислить все вехи своего пути: детское мученичество за инструментом (отец и брат — учителя), годы, посвященные ремеслу, заслуженный успех, потрясающая карьера, все европейские столицы рукоплещут. И постоянная самопроверка: уж не ремесленник ли я? Я, который верит, что Бог улыбается, когда слышит прекрасную музыку? Я, который способен отличить прекрасное от хорошего? Я, которому не смешно, «когда маляр презренный» и так далее?

Собственно об этом Сальери и заговорил с публикой, обратившись к ней с вопросом: а чем художник отличается от ремесленника? Публика не то, чтобы опешила. Просто не сразу оказалась готова поддерживать разговор на английском. Но Сальери страшно взволновался, когда на дважды, трижды заданный вопрос ответа не прозвучало. Он искренне пояснял: «Нет, вы не поняли! Пока мне не ответят, эта истории никогда не закончится! Мы просто здесь останемся и...» И на миг померещилось, что да — останемся. И будем пытаться ответить на этот простейший вопрос. Ведь понятно же чем художник отличается от ремесленника! Ну вот это... Вот как бы это сказать-то лучше. Ну, допустим художник — творец, а ремесленник — исполнитель, а? Хорошо, но мало. Сальери продолжает требовать объяснений. И кто-то все же произносит «mystery» - явно в значении таинства, а не тайны. И Сальери как будто обессиливает, возвращаясь в себя.

Нет, он не ремесленник. Но и не гений. Моцарту хорошо быть щедрым, у него все гении «как ты да я». Но Сальери-то знает — кто тут гений, кто избранник. Тот, кто ничем не заслужил: вечно смеющийся мальчишка, который не видит трагедии в том, что уличный «скрыпач» играет Моцарта. А вот Сальери по-прежнему не смешно, «когда фигляр презренный пародией бесчестит Алигьери». Как страшно быть серьезным...

Справедливости ради: яд Сальери налил в оба бокала. Но, по версии господина Сальери (просто она выглядит не очень правдоподобной, поэтому хочется говорить языком полицейского протокола), Моцарт со словами «А тебе уже хватит» замахнул и его дозу. Дальше всё по Пушкину: слезы облегчения после трудной работы, сознание исполненной миссии... А еще дальше — не по Пушкину, а по Аттону: никаких угрызений совести, сплошное облегчение! И жизнь удалась — ни одной кары, которую можно было бы счесть небесной! И, слава богу, что правды нет и выше. И можно спокойно вернуться к репетиции своего «Реквиема» (да, «Реквием До минор» Антонио Сальери, который он начал репетировать в начале спектакля — прекрасная музыка). Но по взмаху дирижерской палочки звучит «Реквием» Моцарта. Правда есть. И на земле, и выше.

Спасибо, мистер Аттон. Вы большой артист. И сами об этом знаете.

«Не оставляйте стараний, маэстро»

А вечером Школа драматического искусства показала псковичам «Пушкинский утренник. Уроки Анатолия Васильева».

Когда 18 декабря 2013 года мы встречались с художественным руководителем ШДИ Игорем Яцко и худруком псковского театра Василием Сениным, то Игорь Владимирович вспоминал: «Пушкинский театральный фестиваль - это значительная веха жизни нашего театра. Ведь до сих пор работают те люди, те актеры, которые в 1994-м году впервые приехали в Псков и Пушкинские Горы по приглашению Владимира Рецептера. На первый фестиваль мы привезли «Разговоры с поэтом». А Васильев нас тогда по России ездить не отпускал, мы ездили заграницу. Но в Псков, а потом и в Петербург мы стали ездить - именно в связи с Пушкиным. И Псков был для нас землей счастливой. То, что мы репетировали в театре и не решались показывать в Москве, мы показывали в Пскове. Это всегда была земля премьер, мы показывали первый раз здесь то, что находилось в работе, то, что было очень живо и не оформлено… Поэтому Псков для нас стал такой лабораторией, что соответствует и нашему названию - Школа драматического искусства».

Театр Анатолия Васильева на псковский Пушкинский фестиваль приезжал минимум трижды. И, возможно кто-то не поверит, но их лабораторные занятия  провинциальный Псков принимал на абсолютное «ура». И вот спустя 15 лет «Пушкинский утренник», восстановленный в 2003-м году Игорем Яцко и Александром Огаревым, снова в Пскове.

Ну, утренник — это, конечно, шутка. Хотя барышни на нем и в гимназических платьях, но ранняя лирика Пушкина — это программа далеко не школьная. Поэтому, дорогие дети, ни в коем случае не читайте ранних стихов «солнца русской поэзии». А то научитесь любить со страшной силой: и Пушкина, и вообще...

Но всё-таки это утренник, потому что счастье от соприкосновения — почти детское.

И это - ювелирная работа. Безупречно работающий механизм, который демонстрирует, что пушкинские стихи при подробном их «разъятии» не утрачивают ни единого смыслового акцента. Что, может быть, это и есть самый верный способ понять Пушкина, разыграв каждое стихотворение как маленькую пьесу. Не добавив, не убавив...

И надо будет всё же прояснить: пошутили ли ребята (в смысле уважаемые артисты театра) насчет главы из «Сказки о золотой рыбке», изъятой автором? Там, где старуха захотела стать «папой римской», а потом владычицей солнца? Нет, как пить дать пошутили... Или всё же были серьезны? Они умеют. Когда читают о том, как «Жил на свете рыцарь бедный», сам удивляешься: ну ведь только что хохотал, откуда же так быстро подступают слезы? И почему ты до этого не вспоминал, что рыцарь умер без причастия? И как можно было забыть это:

Но пречистая сердечно

Заступилась за него

И впустила в царство вечно

Паладина своего.

А когда уже в финале зазвучит песенка Окуджавы про то, что «Моцарт Отечества не выбирает», оставалось только удивляться: как послушен зал! Вот все вдруг начинают незаметно покачиваться в такт музыки (есть такое свойство у музыки и стихов Булата Шалвовича — все вдруг грустнеют и задумчиво покачиваются в ритм). И тут же все прыскают и даже подпрыгивают от неожиданности, когда поверх всей лирики раздается хулиганский вопль: «Моцарт и Сальери!»

Что тут добавить? Ювелирная работа, большие художники, большие артисты... Дай Бог, не в последний раз видимся...

Елена Ширяева