Расскажите, птицы, что вас тянет ввысь…

«Мне кажется, что людей, умеющих подняться над суетой и устремляющихся ввысь, к небу, становится меньше и меньше. Когда-то я делала программу «Последние из могикан», в ней мы рассказывали о жизни ярких, неоднозначных, сильных личностях. Это были воспоминания о Борисе Скобельцине, Леониде Творогове. Вадима Иосифовича Радуна при жизни назвали человеком глобальным, художником, мастером, маэстро. Его любили и боялись, ненавидели и возносили. Так обычно бывает с людьми неординарными, которые выше и сильнее других. Рерих однажды сказал, что, чем человек поднимается выше, тем длиннее за ним тянется собачий, лающий хор. Почему-то вспоминаются 90-ые, когда в театре наступила разруха, та самая, которая повергла страну в хаос. Зрители почти перестали ходить на спектакли, актеры месяцами не получали зарплату, а самое ужасное было то, что одной зимой в театре перестали топить в помещениях, отопление отключили за долги. Мы сидели на каком-то спектакле, и у нас от холода, как говорят, не попадал зуб на зуб. Помню, что в перерыве умчались домой пить чай, чтобы согреться и снова вернуться на спектакль. Зал был заполнен наполовину, но, несмотря на настоящий «дубак», зрители терпеливо досмотрели спектакль до конца. Жалко было всех – и актеров, и зрителей, и режиссера. Все мы были участниками одной большой российской драмы. Вадим Радун вышел на сцену и поблагодарил всех за мужество, за то, что люди не покинули зал.

Спустя какое-то время мы с режиссером Александром Платоновым приехали в театр, чтобы предложить ему поучаствовать в первоапрельском проекте. Актеры готовились к утренней репетиции, Вадим Иосифович в зале у микрофона, как и положено грозному «Карабасу Барабасу», громко раздавал команды. «Ну, нет, посмотри», - уже пятнадцать минут двенадцатого, а его… до сих пор нет», - обращался он к нам, и вслед звучала тирада не допустимая нынче цензурой.

На первое апреля, для поддержания боевого духа, я предложила Вадиму Иосифовичу поучаствовать в розыгрыше горожан, сняться в сюжете о том, что главный режиссер зарабатывает деньги для театра в торговой палатке, в тех самых рядах, которые долгие годы, как цыганские шатры пестрели вдоль улицы Пушкина. Он с радостью согласился и, конечно, сыграл безупречно, продавая покупателям какой-то товар. На заднем плане за ним, на веревке развивались колготки. Он не считал это глупостью, абсурдом, согласился потому, что ему как человеку творческому был свойственен кураж.

В театре приняты розыгрыши, по крайней мере, так было раньше. Думаю, что мои коллеги, телевизионные журналисты, подтвердят, что почти каждый телепроект, который не касался «официоза» начинался с Радуна. Он был первым гостем всех новых программ. Приглашая его, можно было быть уверенным, что успех программе обеспечен, вариант был беспроигрышным, если гостем проекта был Вадим Радун. Интереснейший собеседник, он, как человек харизматичный, мог говорить свободно на любые темы. Но, опять же, вспоминается грустный момент, его участие в программе «Наш человек». Мы сидим, говорим о театре, он рассказывает о том, что недавно покрестился в православной церкви, а потом вдруг, глядя прямо в камеру, взял и заявил, что уезжает из Пскова, принял тяжелое решение уехать, как и Михаил Козаков, в Израиль… Отсутствие внимание властей к актерам и театру для него стало невыносимым. Конечно, мы были в шоке. Слава богу, что тогда ему что-то помешало, и вместе с Рецептором, в тяжелые для театра времена, был затеян Пушкинский фестиваль.

Тяжелый характер мастера не всем под силу. У каждого Моцарта есть свой Сальери. У Вадима Иосифовича их было много. Спектакли Радуна воспринимались по-разному, но то, что они были сделаны мастерски, никто никогда не отрицал, чаще ругали за его пыл, жесткий нрав, но театр был всегда огромной, большой семьей, куда актеры приходили со своими радостями и бедами. Об этом я постоянно слышала от близких мне людей Мирры Горской и Михаила Иванова. Не буду говорить, почему и кто лишил его звания. Главный, не участник процесса. Но, когда на последнем своем юбилее он просил прощения у всего зала, было стыдно, безумно стыдно и больно. Простил ли он? Неизвестно. Но глаза его давно перестали светиться и наполнились грустью. Сегодня утром вспомнились строчки: Расскажите, птицы, что вас манит ввысь, Надо мною вы так дерзко вознеслись. Полно… летите, летите… Грустно. Больно. Жаль.

С уважением, к памяти о режиссере Псковского драматического театра им. А.С. Пушкина Вадиме Радуне, председатель ПРООО «Союз Женщин России» Наталья Никифорова