Артур Гайдук: Что делать с российской медициной

О страховой медицине, ответственности врачей за ошибки, муниципальных аптеках и отношении людей к здоровью побеседовал лидер регионального отделения партии «Яблоко», депутат Псковского областного Собрания Лев Шлосберг (лицо, признанное Минюстом РФ иноагентом) с врачом псковской станции скорой медицинской помощи, кандидатом в депутаты Псковского областного Собрания Артуром Гайдуком.

Лев Шлосберг: У Артура было довольно динамичное детство: он родился в Риге, до пяти лет жил в Кохтла-Ярве (небольшой город на границе с Россией в Эстонии) – там его отец, потомственный врач, работал по распределению после окончания Тартуского университета. И вот с 1970 года семья вернулась в Псков, на родину отца Артура. Артур учился в 4-й школе Пскова, затем начал учиться на естественно-географическом факультете Псковского пединститута, но уже через год учебы поступил в Калининский медицинский институт.

Соответственно, учился в Калининском государственном медицинском институте, который сейчас известен как Тверская государственная медицинская академия. В 1993 году закончил интернатуру по хирургии на базе Псковской областной больницы, два года после этого работал врачом травматологического пункта в Пскове. Пытался после этого заниматься бизнесом, но быстро с ним расстался и вернулся в медицину.

В 1996 году он стал работать врачом линейной, а затем кардиологической бригады Псковской станции медицинской скорой помощи. И так он отработал 11 лет. После этого в жизни Артура был четырехлетний очень интересный этап. Не знаю, насколько об этом интересно говорить отдельно, но, тем не менее, с 2007 по 2010 годы Артур Гайдук работал врачом-хирургом русской медицинской миссии в Анголе – это Центральная Африка.

С 2010 года и по сегодня Артур – врач Псковской станции скорой медицинской помощи. Мы познакомились с ним, я даже хорошо помню как: один замечательный псковский врач Алексей Иванович Павлов, врач-кардиолог, познакомил меня с Артуром…

Гайдук: Это был либо 2006-й, конец 2006-го, либо 2007 год.

Шлосберг: Да, конец 2006 – начало 2007 года. Были очень тяжелые для нас выборы, и тогда впервые Артур попробовал свои силы на выборах.

Гайдук: Я силы не пробовал, меня Алексей Иванович попросил просто.

Шлосберг: Алексей Иванович попросил, а тебе пришлось попробовать силы.

Гайдук: Да, как друг, я не мог ему отказать...

Шлосберг: Так, понятно, врач не смог отказать врачу – так для Артура Гайдука началась политика. Политика продолжилась: в 2012 году Артур возглавил список «ЯБЛОКА» на выборах в Псковскую городскую Думу.. В 2017 году он избрался вторично, также будучи лидером списка «Яблока».

Сын Артура Илья уже закончил кадетский корпус, да?

Гайдук: Да, закончил кадетский корпус.

Шлосберг: Закончил кадетский корпус и учится в Санкт-Петербургской...

Гайдук: …военно-медицинской академии. Дочка учится в Пскове.

Шлосберг: Артур для аудитории немедицинской известен также как бард, автор песен, увлекается туризмом. С 1999 года Артур – президент клуба авторской песни «Горизонт». В общем, получается много всего.

Сейчас я хочу перейти к свежим новостям из медицины. У меня в руках, что называется, свежая подлость правительства Российской Федерации. Вот, все могут ее лицезреть: официальный скан документа, подписанного лично, подписал некто Д. Медведев, являющийся, по большому несчастью нашей страны, председателем правительства Российской Федерации. Постановление от 26 июня 2019 года № 813 «О внесении изменений в перечень отдельных видов медицинских изделий, происходящих из иностранных государств, в отношении которых устанавливаются ограничения допуска для целей осуществления закупок для обеспечения государственных и муниципальных нужд».

Если всю эту нецензурщину перевести на простой русский язык, вот здесь после этого на восьми листах перечень различных медицинских изделий, оборудование для которых теперь будет запрещено закупать российскими государственными и муниципальными медицинскими организациями (преимущественно, конечно, государственными, потому что муниципальных практически не осталось), поскольку они производятся в тех странах, которые поддержали санкции против России, и, соответственно, нечего жителям России, в том числе работникам медицинских организаций (здесь очень много вещей, связанных с экипировкой врачей, медицинских сестер, фельдшеров), нечего им пользоваться продукцией этих компаний, которые находятся в странах, которые не согласились с действиями российского правительства.

Поэтому это очередной документ, не первый и, совершенно точно, не последний, который находится в одном ряду с давиловом овощей и фруктов, гусей на границе и с другими антисанкционными действиями. После того, когда иностранные государства вводят санкции против российских политиков и предпринимателей, то Российское государство вводит санкции против собственного народа. Ну, вот так у нас идет санкционная война.

Я успел дать Артуру почитать этот документ, и Артур сказал, что это не самое страшное, что издало Правительство Российской Федерации, но совершенно очевидно, что есть целая традиция таких документов. Что эти ограничения, в том числе на лекарственные средства, на высокотехнологичное оборудование, на уникальные препараты, которые вообще в России не производятся, что эта политика приносит в нашу страну, такая политика?

Гайдук: На самом деле здесь, насколько я смог просмотреть это, на самом деле здесь нет ничего такого, что бы не производилось в России (повторяю: при поверхностном просмотре документа). Но надо также отметить, что многое из того, что у нас все-таки производится, оно по качеству, конечно, уступает аналогам, которые производят старые фармацевтические компании. Поэтому я думаю, что все-таки ущерб от этого документа для людей будет, несомненно.

Конечно, готовили этот документ люди, которые знали, что они делали: они смотрели, что в принципе производится у нас, что не производится, они отбирали, вернее, выкидывали то, что мы в принципе производить не можем и что-то целиком закупается, но, повторю опять же, качество, конечно, очень многого, что делается у нас в стране, оно не устраивает тех людей, которые это используют, в медицине в частности.

Шлосберг: Вот вопрос к тебе как к врачу. Врачи узнают постановление правительства после того, когда оно выходит в свет. Вам не пишут письма, вашего мнения не спрашивают, с вами не советуются – думаю, не только с вами, рядовыми врачами, а с руководителями учреждений тоже. Я сомневаюсь, чтобы проект этого постановления находился даже в администрации Псковской области, не говоря, там, о Псковской станции медицинской помощи, больнице...

Гайдук: С Минздравом, я думаю, советовались, скорей всего, и извлекали то, что можно запретить, имея уже замену на внутреннем рынке. Скорее всего, работники Минздрава это как раз отбирали. Остальное, видимо, их не особенно волнует.

Шлосберг: Совершенно верно, это делает Минздрав в Москве. Какая ситуация в регионах, докуда доходят какие поставки...

Гайдук: Нет, регионы вообще никто никогда не спрашивал ни о чем.

Шлосберг: В принципе, как и людей.

Гайдук: Врачебное сообщество вообще никогда никто не спрашивает. Врачебное сообщество поднимается только тогда, когда начинают кого-то из врачебного сообщества изрядно публично пинать. Ну, вот такое у нас врачебное сообщество. У нас, собственно говоря, наверно, даже профсоюза нормального нет... Вернее, он есть, профсоюз, но нормальным его назвать, в общем, достаточно тяжело.

Шлосберг: Артур, вопрос, который задают все: что произошло с медициной в нашей стране за последние 15 лет? Что вообще случилось?

Гайдук: Одной фразой?

Шлосберг: Одной фразой, желательно цензурной.

Гайдук: Да вообще двумя словами: ее убивают.

Шлосберг: Как?

Гайдук: Во-первых, недофинансирование... Чего угодно недофинансирование будет убивать любую профессию, любую отрасль, не знаю, производства, образования – что угодно если недофинансировать, это будет умирать. Это всегда так, иначе не бывает.

Шлосберг: Причина этого недофинансирования, на твой взгляд?

Гайдук: Я думаю, что просто не хотят тратить деньги на это. Как бы народное здоровье очень мало волнует вождей этого народа – другой причины я просто не вижу здесь.

Шлосберг: Что произошло с медицинскими организациями, в которых ты работаешь? Собственно, у тебя одна, главная медицинская организация, Псковская станция медицинской помощи – что с ней происходит на протяжении вот уже 20 лет? Как ты это видишь?

Гайдук: Я могу рассказать, так сказать, что было и что есть. Небольшое такое сравнение сделаем, да?

Шлосберг: Да, давай так.

Гайдук: Когда я в 1996 году начинал работать на станции скорой медицинской помощи, у нас большая часть бригад были врачебными.

Шлосберг: То есть в каждой бригаде скорой помощи был врач?

Гайдук: Были и фельдшерские бригады, но в основном все бригады были врачебные, то есть ездили врач и фельдшер на вызов, большая часть бригад была врачебная. У нас было две педиатрические бригады днем, одна, по-моему, ночью оставалась. Сейчас уже трудно сказать, но, возможно, было две круглосуточные педиатрические бригады. У нас была кардиологическая бригада, была бригада интенсивной терапии – так называемая реанимационная бригада. Одно время даже была неврологическая: у нас доктор-невролог приходил, и он катался. Ну, психиатрическая, естественно, бригада была.

Шлосберг: Сколько всего бригад было в Пскове?

Гайдук: Линейных машин – чисто линейных – было 18, плюс три было специальных, то есть всего была 21 машина.

Шлосберг: 21 машина постоянно?

Гайдук: Сначала было 17, потом мы добились того, что ввели 18-ю машину.

Шлосберг: И все эти машины работали одновременно?

Гайдук: Все машины работали, и поддерживался норматив на 10 тысяч населения одна машина, нормальный советский, вполне оправданный норматив.

Шлосберг: Сколько вызовов за сутки принимает одна бригада?

Гайдук: Вообще по стандарту врачебная бригада должна выполнять восемь с половиной вызовов за сутки.

Шлосберг: А на самом деле?

Гайдук: На самом деле в основном это идет 14, 15, 16 – вот так.

Шлосберг: Понятно. Что произошло после того, когда стало меняться управление медициной?

Гайдук: Собственно говоря, произошло не после, это все происходило постепенно. Врачи у нас как таковые растворились. Бригады, спецбригады у нас исчезли, то есть у нас больше нет бригад кардиологии – это связано, во-первых, с тем, что нужно вторую специализацию врачам тогда давать: по новым правилам должна быть специализация и «скорая помощь», и «кардиология» или «скорая помощь» и «анестезиология и реаниматология».

Шлосберг: Это дорого?

Гайдук: Это достаточно дорого, да.

Шлосберг: То есть просто не хотят тратить деньги.

Гайдук: Скорая на самом деле и не может ничего лишнего потратить. Если честно, положа руку на сердце, мне тут обвинять непосредственно начальство скорой помощи нашей, как, возможно, и в других провинциях, очень тяжело, потому что настолько низок тариф по сравнению, например, с Москвой и Санкт-Петербургом…

Шлосберг: Тариф – это уже по страховой медицине?

Гайдук: Это то, что ФОМС платит непосредственно скорой помощи за вызов. Но это основные деньги. Там есть некие тарифы на определенные вызовы, психиатрические например, которые оплачивает государство.

Шлосберг: Из бюджета?

Гайдук: Из бюджета оплачивают. Но там доля не такая большая. Основная часть – это то, что платит скорой помощи ФОМС. Есть тариф определенный за вызов, там две – две с небольшим тысячи.

Шлосберг: Вызов бригады скорой помощи по тарифам ФОМС чуть больше двух с половиной тысяч рублей?

Гайдук: Он был две триста с чем-то – сейчас, может быть, две шестьсот…

Шлосберг: Хорошо, около двух с половиной.

Гайдук: Да, в районе двух с половиной тысяч. Можно принципиально в это особенно не вдаваться. То есть в Москве, в Санкт-Петербурге эта цифра в два раза, наверно, выше.

Шлосберг: Потому что там есть другие возможности.

Гайдук: Там другое финансирование, там в принципе другие условия: там другое государство.

Шлосберг: Насколько врачи в Пскове понимают, что в Петербурге и в Москве другое медицинское государство?

Гайдук: Настолько, что все почти уже туда сбежали, вот настолько и понимают. Я могу сказать, что на линейной машине в мою смену работаю я. Есть смены, в которых два линейных врача. Педиатры… Ну, они не ездят, не выезжают на линейные вызовы, на общие вызовы. Вот, в общем-то, все. Больше сравнивать нечего, все становится вполне себе понятно.

Шлосберг: Сколько сейчас линейных машин?

Гайдук: Если не ошибаюсь, максимально 16 у нас, по-моему, сейчас идёт.

Шлосберг: Сколько из них с врачами и сколько с фельдшерами?

Гайдук: Я уже говорил, 16 машин, значит, из «линеек»… В любом случае стало меньше – нагрузка стала больше. Причем чем больше нагрузка – тем больше врачей… И фельдшеры старые тоже уходят. Уходят – нагрузка становится ещё больше на оставшихся, замещаются опытные кадры молодыми кадрами, которые, в общем, пока они станут, скажем так, полнофункциональными, должно пройти определенное время, а учить их в основном получается что некому. Если раньше молодой фельдшер приходил работать – его ставили работать с доктором, то теперь его ставят работать с медсестрой, которую он сам должен учить. Учить его некому.

Шлосберг: Хорошо. Что делать? Вот ужасы происходящего известны. Нет, наверно, такого человека из тех, кто на нас смотрит, кому не приходилось бы вызывать скорую помощь. К кому-то приезжала быстрее, к кому-то приезжала медленнее, кто-то был доволен приездом врача, кто-то недоволен. Все понимают, что происходит, - мало кто понимает, что делать.

Гайдук: Давай, наверно, я немножко еще продолжу то, что я начал говорить сначала.

Шлосберг: Давай.

Гайдук: Потом расскажу про эту яму, что делать там или не делать. Весь комизм или трагизм, я даже не знаю, ситуации заключается в том, что если сейчас насытить скорую помощь полностью кадрами, то есть придут вот столько, сколько положено по штатному расписанию, врачи, фельдшеры, сестры…

Шлосберг: То есть в Пскове это должна быть 21 бригада, потому что 210 тысяч населения?

Гайдук: Дело в том, что количество бригад, которые сейчас работают непосредственно на скорой помощи, определяется областными властями. Обязательность старого норматива больше не актуальна.

Шлосберг: То есть он стал рекомендательным.

Гайдук: Да, он стал просто рекомендательным. Рекомендательный норматив, который можно соблюдать, можно не соблюдать, поэтому всё на усмотрение областных властей. Но у нас решили, что так – вот так, и, значит, будет так. Я могу сказать, что в период, когда идут эпидемии, когда, собственно, сами медработники у нас болеют, то бывало такое, что работало на весь город пять-шесть машин. Пять-шесть машин – на 200 тысяч населения.

Шлосберг: И что вы делаете с потоком возмущенных звонков, когда скорую не дождаться?

Гайдук: Два-три часа идут задержки, и выезжают… Я не договорил, что если вдруг случится чудо и скорая неожиданно укомплектуется полностью, но количество вызовов-то все равно же не увеличится. Уменьшится нагрузка, например, но общее количество обслуженных вызовов – оно не станет больше. То есть денег скорая больше не получит. То есть тех денег, которые будет получать скорая помощь, не хватит не то чтобы всем заплатить со всеми надбавками и со стимулирующими…

Шлосберг: Выполнить «майские указы».

Гайдук: «Майские указы» – про них вообще даже разговоров тогда уже не будет. Их не хватит даже на то, чтоб базовые ставки заплатить, скорее всего.

Шлосберг: Сколько сейчас базовая ставка врача скорой помощи с твоим стажем?

Гайдук: Сейчас 12 100, если я не ошибаюсь. Нет, стаж тут ни при чем. Это категория. Но сейчас ставка будет 15 с чем-то, по-моему, с августа. Подписывали мы уже бумажку, то есть нам ставку увеличили. Я только боюсь, что увеличение ставки врачей просто-напросто приведет к тому, что уменьшат стимулирующие надбавки, ну или кому-то из работающих на скорой что-нибудь убавят, потому что нельзя в банке, у которой емкость три литра, содержать четыре или пять литров воды. Невозможно.

Шлосберг: Хорошо. Что делать все-таки? Возвращаемся к главному вопросу. Вот перед нами российская медицина, псковская медицина.

Гайдук: Во-первых, конечно, экстренная служба не должна зависеть от количества обслуженных вызовов, потому что…

Шлосберг: ФОМС из скорой помощи надо вообще убрать.

Гайдук: Это вообще безумие! ФОМС вообще нужно гнать из медицины. Его нужно вообще убирать из медицины. Ну, уж экстренные службы, вообще первичное звено, поликлиники и скорая не должны точно обслуживаться через медицинское страхование. Если еще поликлиники, там, как-то куда-то можно приложить, если бы все это было нормально организовано, если бы эти ФОМС не были частными предприятиями, уставной целью которых было возмещение прибыли.

То есть от и так бедного здравоохранения ФОМС, которые выполняют свою основную функцию извлечения прибыли, они еще вытаскивают оттуда деньги. Они пытаются как можно меньше заплатить, они пытаются больше заработать – но они так и будут работать, потому что это частные страховые компании. У них есть учредители, которые требуют доходов и, соответственно, добиваются своих целей, непосредственно уставных.

Шлосберг: Кто в этой ситуации защитит медицину, врача и, самое главное, защитит человека, которому нужна медицинская помощь?

Гайдук: Давайте все-таки продолжим про «что делать».

Шлосберг: Давай продолжим про «что делать».

Гайдук: Значит, во-первых, конечно, должно быть прямое бюджетное финансирование экстренных служб непосредственно. Должна быть обязательно система алгоритма приема вызова, потому что мы обслуживаем вызовы, которые, в принципе, не нуждаются в обслуживании скорой помощи.

Шлосберг: То есть можно просто вызвать участкового?

Гайдук: И большая часть – это можно вызвать участкового. Иногда можно вообще просто никого не вызывать. То есть, в принципе, человек должен знать, что ему делать, если у него, там, немножко повышено давление или у него температура 37,8. Большая часть людей, в общем-то, так и делает: им никогда в голову не придет вызвать человеку на головную боль, например, скорую помощь. Но у нас приходит! Некоторым людям приходит в голову – и вот, в общем, огромное количество вызовов – это вызовы, которые не нуждаются в обслуживании скорой помощи абсолютно.

Шлосберг: Это от страха или это желание просто получить таким способом доступ к врачу?

Гайдук: Нет, это самый простой способ получить медпомощь. Вот самый простой способ! Это закон экономики: бесплатный ресурс всегда вычерпывается до дефицита. И бесплатная скорая помощь будет вычерпываться до дефицита всегда. Ограничение только одно: это алгоритм, законный алгоритм приема вызова скорой помощи.

Но наши диспетчеры, которые сидят и принимают вызовы, поставлены в такие условия, что они отказать никому не имеют права. Даже если человек вызывает на порезанный палец – они не имеют права отказать. Им запрещено отказывать в вызове.

Шлосберг: Артур, в этом месте я задам вопрос, который меня просили задать… Известный ресурс, сайт «Православие и мир», опубликовал статью Павла Бранда и Дарьи Рощени «Дело не в Сушкевич. Это охота на ведьм». Это вот последний скандальный эпизод. В Калининграде 28 июня задержана врач-реаниматолог, идет речь о трагической ситуации: погиб недоношенный 700-граммовый ребенок, родившийся на 23-й неделе беременности.

Гайдук: Я сейчас скажу страшное на самом деле, то, что покажется многим страшным: это речь идет не о страшной ситуации, а о вполне рядовой ситуации, потому что из таких детей, с таким весом на таком сроке беременности родившихся, большая часть гибнет.

Шлосберг: Но при этом возбуждено уголовное дело против исполняющего обязанности главврача…

Гайдук: Нет, в этом как раз ничего удивительного нет.

Шлосберг: …и против реаниматолога. Их обвиняют в сознательном убийстве ребенка якобы из соображений улучшения медицинской статистики, хотя гибель такого ребенка входит в медицинскую статистику и, соответственно, влияет на общие показатели в больнице. Кстати говоря, тут написано в статье, что в Калининградской области одна из лучших в России показателей детской смертности, то есть низкая.

Что вообще происходит с этими уголовными делами?

Гайдук: Теоретически с точки зрения шизофренического восприятия мира товарищей, которые все это затевали, наверно, вполне реально приписать группе докторов желание для улучшения статистики кого-то угробить.

Шлосберг: Притом они между собой – врачи, медсестры и врач-анестезиолог – договорились. Договорились!

Гайдук: Я бы сказал так: они же шьют дела невиновным?

Шлосберг: Да.

Гайдук: Поэтому они всех оценивают, собственно говоря, по себе.

Шлосберг: Хорошо. В данной ситуации дело против врачей – оно им кажется просто легким по статистике или очевидное по фактуре? Почему?

Гайдук: Нет, здесь абсолютно правильно сказано: это, несомненно, охота на ведьм. Это система. Это начинающая работать… уже даже не начинающая – наверно, уже раскручивающаяся система по травле врачей.

Шлосберг: Извиняюсь за совсем банальный вопрос: кому это нужно? Кому это выгодно?

Гайдук: Я за последнее время обратил внимание на такую очень интересную закономерность: как только где-то как-то начинается вопрос об увеличении финансирования медицины, повышения зарплаты врачей, но они же реально ничего не повышают фактически… Указы, которые изданы были президентом Путиным о том, что вот до такой-то цифры довести необходимо зарплаты врачей, они же не учитывают ни количество часов, которые врачи… Да они ничего не учитывают вообще!

И большая часть регионов решила этот вопрос так: они уменьшают количество врачей и увеличивают оставшимся зарплаты, причем даже не пропорционально. У участкового доктора там и так было, предположим, два участка вместо одного – они ему воткнули еще третий участок, стали платить вместо 28 тысяч, например, 35 тысяч – ну, догнали до цифр, которые нужны.

Кардинально ведь ничего не решалось. И на самом деле и невозможно-то таким образом ничего решить. Это опять-таки та трехлитровая банка, в которую четыре литра не нальешь. Ну нет денег! Как можно приказным путем заставить организации здравоохранения платить врачам больше, если на это не выделены деньги. Ну, выделите деньги и скажите, что «мы вам повышаем заработную плату».

Шлосберг: Артур, хочу вернуться к делу Сушкевич…

Гайдук: Больница в долгах! Медицинские учреждения в долгах!

Шлосберг: Платить за ЖКХ не могут практически, с трудом платят зарплату, закупают медикаменты, и то…

Гайдук: Да, и им приходит приказ увеличить зарплату врачам.

Шлосберг: Вопрос: кто может оценить ошибку врача? Кто может дать экспертную оценку?

Гайдук: Исключительно врачебное сообщество.

Шлосберг: Только?

Гайдук: Исключительно! Никакие… Я бы сказал, никакие даже судебные эксперты, не те, которые патанатомии, химии и так далее, которые нормальная судебная экспертиза, а вот эти, которые по вот таким, лечебным делам. Потому что, конечно, патанатом может сказать причину смерти, но не может причинно-следственную связь указать здесь или вероятность того, что произошло. Во всем мире вообще врачебное сообщество – оно везде саморегулирующиеся.

Шлосберг: Почему в нашей стране такое не создано? В чем причина?

Гайдук: Я бы сказал так, не «не создано», а… Ну, был профсоюз, пускай плохо работающий, но он был – сейчас его практически нет.

Шлосберг: Вот мы берем трагический случай: погиб ребенок.

Гайдук: Для меня здесь ничего трудного нет. Здесь абсолютно всё на поверхности. Это абсурд – обвинять этих врачей в том, что они специально убили ребенка.

Шлосберг: Кто сейчас может дать заключение специалистов, какое сообщество, чтобы этих людей не посадили за гибель ребенка, у которого, скорей всего, было шансов выжить меньше, чем не выжить…

Гайдук: Я же сказал. А кто может доказать вину? Почему мы забыли про презумпцию невиновности?

Шлосберг: Вот они доказывают вину, считая…

Гайдук: На основании чего они доказывают вину? Ребенку отключили аппарат ИВЛ? Нет. Ребенку ввели препарат, который вызвал смерть, специально?

Шлосберг: Они пытаются сказать, что препарат, который… Пытаются доказать, что препарат, который должен был помочь ребенку, возможно, была побочная реакция.

Гайдук: А тогда при чем здесь врачи? Тогда при чем здесь умысел? О каком умысле?.. В таком случае это просто стечение обстоятельств. Это как анафилактический шок: ни один врач не знает, когда возникнет анафилактический шок. Сажать врача за то, что он ввел пациенту препарат, от которого возник анафилактический шок, даже если пациент от этого умер, это безумие.

Потому что это даже не врачебная ошибка, это просто стечение обстоятельств. Врачебная ошибка – это когда доктор проводит универсальную диагностику между двумя заболеваниями (они похожи между собой) и склоняется все-таки в сторону одного заболевания – оказывается другое заболевание. Вот это врачебная ошибка.

Если там не было, скажем так, халатности явной, когда он просто не посмотрел что-то, не посмотрел на анализы, на результаты, которые ему пришли, - понятно, халатность. Но она в любой профессии, халатность – она всегда оценивается как преступление. Здесь даже специальная не нужна статья антиврачебная, антимедицинская.

Шлосберг: Следственный комитет предлагает ввести специальные антиврачебные статьи в Уголовный кодекс.

Гайдук: Вот такого нет нигде в мире в принципе. Это мы будем впереди планеты всей.

Шлосберг: Кому это могло прийти в голову, на твой взгляд?

Гайдук: Ощущение только одно, что это целенаправленное уничтожение остатков нашего здравоохранения. Вот я просто другого больше…Если ввести статью за врачебную ошибку в принципе, то все врачи, которые в настоящий момент практикуют в Российской Федерации, в течение где-то максимум полугода, наверно (просто до кого-то не сразу руки дойдут: уж слишком много будет дел), должны сесть. То есть доктор начинает работать после университета, академии или чего-нибудь еще, и в течение месяцев двух он отправляется на нары.

Следующий год: приходят врачи из… А они уже не будут приходить, потому что преподаватели, которые работают в вузах медицинских, они ведь тоже врачи, они тоже работают врачами, они тоже допускают ошибки – значит, они тоже сядут точно так же. Учить будет некому. Здравоохранение просто… Его просто не будет как вида.

Шлосберг: Что будет делать Следственный комитет в такой ситуации?

Гайдук: Может быть, радоваться.

Шлосберг: Нет, где они будут лечиться-то? У них есть что-то другое?

Гайдук: Я думаю, что у верхушки Следственного комитета есть где лечиться, как и у всех наших, так сказать, кремлевских бонз. Они, в общем-то, в основном и лечатся не здесь, а там, поэтому их это особенно не касается. А что будут делать на местах… Не знаю. К бабушкам пойдут, чесночек, лучек, чаек липовый… Что они будут делать… К киллерам поедут, чтобы им без операции удаляли там что-нибудь.

Шлосберг: Был вопрос про параллельные методы лечения. Вадим Лейбин, наш постоянный зритель, спрашивает: «Как вы считаете, как государство должно реагировать на пропаганду нетрадиционных методов лечения, напрямую опасных для здоровья, например антипрививочное движение, и условно опасных, например гомеопатия?».

Гайдук: Гомеопатия неопасна, потому что, в общем, это чистая психотерапия. Препараты, которые используют гомеопаты, они, в принципе, работать не могут, потому что там, исходя из их разведений, вероятность того, что в этой мензурке, в которую налит препарат, или в этой таблетке, которую дали в этом сладком шарике, есть хотя бы одна полезная молекула – она стремится к нулю. То есть рассказывать сказки про память о том, что этот чайник постоял рядом с этой чашкой и типа он ее на всю жизнь запомнил, ну, наверно, кому-то можно, но только, наверно, не врачам, я так полагаю.

Поэтому гомеопатия – она осталась в Германии, потому что она оттуда пошла, у нее ноги оттуда растут: как-то они очень любят свою гомеопатию, или скажем так, некоторые люди там любят гомеопатию. Нам ее насадили достаточно активно уже после распада Советского Союза. Она была и до того. Я помню, что в Риге были гомеопаты. Это было малопопулярно, это встречалось редко, но это то, у чего нет доказательной базы.

Во всем мире сейчас стандарт здравоохранения – это доказательная медицина. Доказательная медицина – другой нет в принципе. У нас она как таковая отсутствует: у нас не принят такой стандарт, мы, опять-таки, своим путем, как всегда. У гомеопатии доказательной базы никакой нет, то есть провести какие-нибудь там двойные, слепые, рандомизированные, плацебоконтролируемые исследования с препаратами гомеопатическими – там эффект, равный плацебо, в общем.

Шлосберг: Вопрос насчет антипрививочного движения: что с этим делать?

Гайдук: Надо людям напоминать о том, что мы избавились благодаря прививкам от таких «радостных» вещей, как черная оспа, дифтерия, которая детей выкашивала, еще куча заболеваний инфекционных. Достаточно вспомнить, что с вирусами человечество бороться как-то по большому счету не умеет. Кое с чем кое-как где-то как-то, но вообще с вирусами очень тяжело бороться. А вот прививка – это то, что вирусу не дает поразить человека.

И не надо забывать, что когда количество непривитых людей превысит определенный процент, реальна эпидемия, вполне, то есть снова прошпарит черная оспа. И все вот эти вот товарищи, которые антипрививочники, они как раз будут в этом повинны.

Шлосберг: Вопрос из фейсбука, Константин Уткин: «О чем свидетельствует тот факт, что, в соответствии с данными Всемирной организации здравоохранения, - ссылаюсь на данные 2016 года – Россия по ожидаемой продолжительности жизни при рождении занимает 103-е место в мире и делит это место с такими странами, как Корейская Народная Демократическая Республика и Ливия?» В вопросе, конечно, есть ответ, но тем не менее, вопрос задан.

Гайдук: С чем связано? Ну, вот, собственно, со всем этим и связано. На самом деле здесь роль здравоохранения, я думаю, что даже будет на втором месте. На первом месте будут, наверно, социальные причины.

Шлосберг: Общий уровень жизни?

Гайдук: Уровень жизни – да, конечно. Когда люди, выходя на пенсию, падают в нищету, трудно ожидать каких-то высоких показателей продолжительности жизни.

Шлосберг: Давай вернемся к вопросу, на который мы так и не дали пока ответ: что делать? И потом приступим уже к вопросам наших зрителей. Что делать с медициной? Как ее спасать? Это фактически сейчас идет речь о реанимации медицины в России.

Гайдук: Во-первых, ампутировать ФОМС. ФОМС надо полностью убирать. Если государство хочет оставлять систему вот такого распределения финансов в медицине, тогда нужно делать собственные органы распределения так, чтобы они не извлекали прибыль. То есть это должна быть система, которая прибыль из этого не извлекает. Прибыль имеют право извлекать больницы, но не посредники.

Государственные посредники – они должны быть просто неким краном: вот распределяют денежные потоки, этим – столько, этим – столько, этим – столько. Деньги, которые собираются (взносы же платятся, люди же платят деньги на здравоохранение, это же не государство напрямую выделяет), это должно распределяться теми, кто не будет извлекать прибыль, некоммерческими структурами.

Второе: в принципе, здравоохранению нужно финансирование. Государство должно дофинансировать здравоохранение непременно, потому что денег, которые выделяются на здравоохранение, не хватает. Даже то, что проходит по разным программам, по каким-то там национальным проектам, хотя один национальный проект мы уже помним: был у нас такой проект «Здравоохранение».

Я боюсь, что как только у нас на что-нибудь начинается какой-нибудь проект, то все заканчивается настолько печально, что становится хуже, чем было, потому что они не знают, куда идти. Известно, что когда ты не знаешь, куда идти, плыть, то никакой ветер не будет попутным. Правда, с другой стороны, когда тебе пофиг, куда плыть, любой ветер попутный, вот тоже…

Шлосберг: Вот Вадим Щербинин пишет: «Работал в Москве – там тоже убрали бригады интенсивной терапии, на подстанциях вызвать на себя можно только детскую реанимацию и психиатрическую бригаду. Взят курс перехода на фельдшерские бригады по всей Российской Федерации», - пишет Вадим.

Гайдук: Нет, это можно сделать, замечательно, пускай они делают фельдшерские бригады, могут даже сделать чисто промедицинскую скорую помощь – американский вариант, но тогда нужно делать нормальные полноценные приемные отделения скорой помощи. То есть должны быть в больнице отделения скорой помощи – и там уже должны быть врачи скорой помощи. Но это экономически, финансово очень емкая штука, потому что у такого отделения скорой помощи должны быть все подразделения собственные.

Шлосберг: Смотрите, тогда для такой ситуации в Пскове должна быть больница скорой помощи, по сути дела?

Гайдук: Ну, по сути дела, у нас городская больница – это, в общем-то, и есть больница скорой помощи. Она у нас единственная. Просто должно быть приемное отделение, рассчитанное на оказание скорой медицинской помощи. Но отделение скорой помощи – это вещь в себе, это то, что должно содержать в себе, например, эндоскопическое отделение, рентгенологическое отделение, там должен быть свой магнитно-резонансный томограф желательно или, на худой конец, компьютерный томограф. Должен постоянно присутствовать там врач-узист и так далее, то есть все… Это большой штат, который нужно держать постоянно.

Шлосберг: И никакой ФОМС это не может финансировать.

Гайдук: Это очень много, это большие финансы. Это есть в Москве, в Санкт-Петербурге, есть отделения скорой помощи в больницах. Они есть уже, это система, которая уже работает…

Шлосберг: То есть там просто хватает денег ФОМС, чтобы их содержать, потому что большой поток?

Гайдук: Там другое финансирование. Это другая страна. Невозможно сравнивать Москву, например, и любую из провинций, это неправомерно. У нас такое ощущение, что разные законы действуют. Ну вот реально, разные государства!

Шлосберг: Вот вопрос: что делать с онкологической медициной в России, как ее развивать?

Гайдук: Уважаемые зрители, дорогие друзья, я не специалист во всем на самом деле, это просто мнение, это частное мнение отдельно взятого частного врача… Не частного врача, а врача скорой помощи. Это просто мой личный взгляд на то, что происходит в стране, так что примерно так это и расценивайте. Это мое частное мнение.

Мое личное мнение: у нас отсутствует ранняя диагностика как таковая, потому что совсем криво у нас поставлено первичное звено в этом плане. У нас препараты, для химиотерапии например, которые дорогие, - их всегда дефицит, их не хватает для лечения. Но самое главное, конечно, это то, что у нас маленький процент диагностирования на ранних стадиях.

Когда человек приходит в поликлинику, ему делают анализ крови, говорят, что у него анемия, и назначают ему препараты железа колоть. Он начинает колоть и лечит себе анемию. Я не знаю, почему у нас все время забывают, что анемия может быть в трех случаях: когда не поступает, когда не усваивается и когда теряется. Если человек полноценно питается, у человека нет дефицита В12, витаминов и фолиевой кислоты, то надо искать, где теряется, а не назначать ему препараты железа.

Вот недавно, может быть, наверно, года полтора назад или два был случай. Моя знакомая мне звонит, говорит: «Вот у моего мужа анемия – что лучше сделать, что лучше ему поколоть? Какой препарат?» Я говорю: «Лучше всего хватай мужа и сдавайте кал на скрытую кровь». Потому что самая вероятная потеря – это потеря через желудочно-кишечный тракт. Они сдают, получают положительный анализ, везут его в Санкт-Петербург (там у них родственники) на обследование. Колоректальный рак – прооперировали. Все в порядке, во второй стадии застали. Сейчас есть способы для того, чтобы диагностировать онкологические заболевания достаточно рано.

Шлосберг: Что для этого нужно?

Гайдук: Во-первых, если не ошибаюсь, сейчас в диспансеризации, по-моему, есть кал на скрытую кровь. Я об этом кричал еще пять лет назад или шесть лет, вот как-то, из Анголы когда вернулся, что совсем не то делается, совсем не те исследования делают в диспансеризацию. Теперь там есть на простат-специфический антиген сдается анализ… Вот могу ошибаться, по-моему, кал на скрытую кровь тоже есть.

В общем, сейчас есть такой тест на скрытую кровь, когда там вообще буквально микроскопические совершенно количества ее выявляются. Он там, скажем, более дорогостоящий, но, наверно, его, скорей всего, делать не будут. Здесь… Я не могу вот так сказать, вот сразу взять и все комплексно вам выдать, что нужно делать, чтоб уменьшить заболеваемость онкологией.

Потом, наверно, еще очень важно отношение самих людей к себе, потому что многократно я попадал на вызовы на скорую помощь, на вызовах когда на скорой работал, к людям, которым я диагностировал онкологию прямо на месте и которые не обращались в медучреждения уже с такими симптомами, когда, в принципе, другой бы уже бежал, наверно.

Шлосберг: С чем это связано? Равнодушие, неверие, непонимание?

Гайдук: Нет. С одной стороны, это психологически-то можно понять: страх, ты боишься того, что тебе скажут.

Шлосберг: Хотя ты знаешь, что тебе скажут.

Гайдук: Можешь предполагать. А с другой стороны, может быть, не доверяют медицине, может быть, просто на русский авось: пройдет, поболит и пройдет. Человек худеет, аппетит плохой, началось отвращение, например, к мясу – он не будет думать, что «у меня онкология желудочная», он будет думать, что «что-то у меня… вот я себя плохо чувствую, надо куда-нибудь скататься отдохнуть, надо что-то сделать». То есть у нас санитарная грамотность людей…

Шлосберг: Это вопрос просвещения?

Гайдук: Да, это вопрос просвещения.

Шлосберг: И это вопрос государственной политики?

Гайдук: Ну конечно!

Шлосберг: Можно ли в России наладить производство качественного медицинского оборудования без запрета покупок западных аналогов?

Гайдук: Я думаю, что как и все: сделать можно все. Это вопрос вливания денег, отсутствия воровства этих денег и доброй воли, наверно. Возможно, у нас даже еще хватит научно-технического потенциала для того, чтобы что-то разрабатывать. Возможно, еще не все убежали. В крайнем случае, наверно, можно вернуть, если платить людям деньги. Помните, как в старой рекламе? Когда крылья обрезали лебедям: «Кормить надо, они не улетят».

Шлосберг: Анна Снегина пишет: «Пока не будет достойной зарплаты врача в регионах, люди будут помирать, не получив медицинской помощи». С этим спорить, дискутировать невозможно. Вадим Щербинин продолжает, коллега по медицине, спрашивает: остались ли врачебные бригады скорой помощи в области, за пределами города Пскова, в районах?

Гайдук: Если не ошибаюсь, кроме Великих Лук, их нигде и не было никогда.

Шлосберг: Только в Великих Луках и в Пскове – в районах все бригады скорой помощи укомплектованы фельдшерами.

Гайдук: Они всегда фельдшерские были. Это был фельдшер и водитель – и больше ничего.

Шлосберг: Анна Снегина также продолжает: «Нужны независимые профсоюзы, иначе не будет улучшения».

Гайдук: Ключевое здесь слово «независимые».

Шлосберг: Вот тут же пишет Ольга Неизвестных: «В стране появились независимые медицинские профсоюзы. Людей, вступивших или планирующих вступить в них, откровенно запугивают. Эти драконовские статьи – попытка дополнительно централизованно запугать».

Гайдук: Вы знаете, чем это кончится? У меня такое ощущение: когда вот очередная вот такая штука будет, вот такая вот…

Шлосберг: Уголовное дело.

Гайдук: Уголовное дело очередное. Когда превысит все меры и числа вот эта политика СК и всего прочего, возьмут врачи всей страны, пойдут в администрацию одновременно, подадут заявления об уходе – и российская медицина прекратит вообще свое существование. Вот этого добьются власти, вот такое вот допуская.

Шлосберг: Ольга Неизвестных продолжает тему запрета на закупку медицинских препаратов, конкретно упоминает эндопротезы.

Гайдук: Ну, у нас выпускаются эндопротезы, но они по качеству хуже, чем импортные.

Шлосберг: Вадим Лейбин уточняет свой вопрос: как действовать государству в отношении антипрививочников? Вводить ли ответственность и так далее?

Гайдук: До определенного момента это все, скажем так, не очень страшно. Опять-таки пока не превысит определенный процент населения, когда возможно развитие эпидемии. Тогда это будет страшно.

Шлосберг: То есть это опять вопрос просвещения?

Гайдук: Это вопрос просвещения, но невозможно человека заставить. Это ведь на самом деле манипуляция инвазивная, человека без его согласия невозможно заставить это сделать. То есть это просто на совести самих этих антипрививочников. Они не хотят прививать – ну, не прививайте вы своих детей, только вы знайте, к чему это может в конце концов привести. Невозможно: это инвазия. За отказ от того, что человек не хочет сделать себе укол, его нельзя посадить в тюрьму.

Шлосберг: Хорошо. Когда будут проблемы с ребенком: у ребенка серьезные проблемы, потому что ему не была сделана прививка, - тогда будет виноват врач?

Гайдук: Вот тогда можно обвинить маму, которая отказалась прививать ребенка.

Шлосберг: Отказ от прививки должен быть письменно зафиксирован?

Гайдук: Несомненно! Отказ от прививки письменно зафиксирован: о том, что она берет на себя ответственность полную за все последствия того, что произойдет. Если ее ребенок заболел заболеванием, которое должно было быть привито, и понес ущерб какой-то, например, или умер – значит, она ответит за то, что она причинила ему смерть.

Шлосберг: Общество как может влиять? Обществу нужна другая медицина, другая система здравоохранения, другое отношение к врачам.Есть миф о виновности медицины.

Гайдук: Эту точку зрения специально формировали в течение длительного времени.

Шлосберг: Чтобы снять ответственность государства за такое чудовищное положение дел?

Гайдук: Система здравоохранения не работает, и во всех этих проблемах, которые сейчас вылезли, пытается обвинить врачей, виноватыми сделать простых врачей. Не системы, не Минздрава, не правительства как такового, не руководство кремлевское, а именно рядовых простых врачей, которые непосредственно лечат больных. Их делают виноватыми, их будут сажать, их будут наказывать, будут формировать у людей общее мнение о врачах как о вредителях, которым платить не за что: «Они вас убивают – вы им за это еще деньги должны платить».

Шлосберг: Хорошо. Как изменить систему? Прямой вопрос в лоб: как изменить систему?

Гайдук: Делать все наоборот – и все.

Шлосберг: Кому делать?

Гайдук: Пока государство не будет делать так, как нужно, ничего ты не изменишь. Либо мы все свалимся в частную медицину. Но частную медицину будут точно так же топтать и давить, хотя у частной медицины защита лучше, чем у государственной.

Шлосберг: Наш постоянный зритель, пишет: «Лежал в Псковской городской больнице – куча народа лежат в коридоре, в том числе полностью лежачие, так как мест в палатах не хватает. В то же время куча палат стоят пустыми, так как они являются платными». Артур не работник Псковской городской больницы, тем не менее, ситуация…

Гайдук: Мне трудно порицать городскую больницу за то, что у нее есть платные палаты, потому что там финансирования у них не хватает, как и везде, во всех учреждениях. Учреждения здравоохранения все живут впроголодь. Как только превышается какой-то там лимит пролеченных больных, ФОМС прекращает за остальных платить – они лечат их за свой счет и так далее.

Шлосберг: За свой счет – это за деньги того же ФОМС, которые нужно просто размазать по всему городу.

Гайдук: За свой счет – это да, то есть то, что заплатили за счет других больных, оплата за других больных. И не надо забывать еще, что у нас система построена настолько криво, что, наверно, процентов 40-50 всех людей, которые лежат в больнице, можно было бы лечить амбулаторно – а они лежат в больнице.

Шлосберг: С чем это связано?

Гайдук: В первую очередь с тем, что люди сами хотят в больницу: «Вы меня в больницу, что ли, не повезете? Вы должны меня повезти в больницу». Они хотят в больницу. Когда и поликлиническое звено направляет, и скорая возит в больницу…

Шлосберг: Это чтобы снять с себя ответственность? Поликлиническое звено.

Гайдук: Иногда – чтобы снять ответственность, иногда, скажем так, завышенные просто, завышенные ожидания человека – они удовлетворяются, да? Или завышенные требования. Может быть, иногда тяжесть, неправильно оцененная тяжесть состояния. В принципе, гипертоническая болезнь – все могут лечиться амбулаторно.

Но тут вылезает совсем другая штука, потому что самая частая болезнь у нас, если не считать все респираторные заболевания, когда идут в поликлинику за больничным, то у нас большая часть пожилых людей страдает гипертонией, и они получают гипотензивную терапию. Одни и те же схемы лечения используются, например, в Германии, в Израиле, в Англии, в США и у нас, примерно одни и те же схемы, потому что все равно все это основывается…

Так сказать, золотой стандарт кардиологии, – это Американская кардиологическая ассоциация, в принципе, там основное все берется оттуда. Что бы наши ни разрабатывали, ни придумывали, все равно основа во всем мире – не только у нас, во всем мире оттуда все растет, поэтому схемы одинаковые. Назначаются препараты одинаковой группы, в курсе одинаковые препараты, только почему-то там они работают, а у нас почему-то не работают.

Почему-то больной, который принимал, например, «Лазортан», принимал-принимал, у него все было хорошо, вот он пошел, купил новую упаковку в аптеке (у него закончилась) – и стало сразу все плохо. За подделку медикаментов в некоторых странах, в Китае в частности, высшая мера наказания.

Шлосберг: В этом месте про аптеки: была история в прошлом созыве городской Думы, когда была запланирована колоссальная спецоперация по приватизации псковских муниципальных аптек – вы чудом смогли ее остановить. Что это было и как удалось это?..

Гайдук: Дважды, это накатывалось дважды. Это не было явной и открытой попыткой: «Давайте приватизируем аптеки». Это было один раз, по-моему, в прошлый, один раз – в этот созыв. Это было сделано так: «Давайте мы сменим форму собственности: из муниципального предприятия сделаем ООО со стопроцентным владением акций муниципалитетом».

Шлосберг: Администрация вносила?

Гайдук: Администрация, конечно, вносила. Это понятно, что администрация вносила не по собственной инициативе, это по давлению из области все шло, и второй раз то же самое это было. Это было еще при Турчаке. А второй раз обосновывалось это тем, что не могут нормально делать закупки, потому что нужно проводить тендер с учетом ФЗ, и не могут конкурировать поэтому с аптеками частными. А если сделать их не МП, а ООО, то все нормально, они могут сами все, полностью вести политику закупок…

Хотя в это же время поправка вышла в Федеральный закон, где исключались, выводились из-под действия этого закона о закупках, выводились как раз вот эти муниципальные аптеки в том числе, в частности. И как ни давили, в общем, городская Дума это не пропустила.

Шлосберг: Депутаты пошли к тебе за вопросами по этой ситуации – получить твое мнение, твою позицию как врача?

Гайдук: Да, конечно, спрашивали! Естественно, спрашивали. И нет, благополучно не пропустили, несмотря на давление администрации. Администрация реально давила, пыталась принять.

Шлосберг: Переход здравоохранения с уровня города, вообще с муниципального уровня на уровень области что принес? Плюсы, минусы? То, что произошло в Псковской области буквально в 2009, 2010, 2011 годах волной, и то, что сейчас происходит в Новгородской области буквально на наших глазах. На твой взгляд, для чего нужна эта реформа?

Гайдук: Государственное здравоохранение существует в городе, и город на это свое здравоохранение никак влиять не может.

Шлосберг: А в районах, там, где от больниц остались по сути амбулатории в двух третях случаев?

Гайдук: Нет, так это другое совсем! Мы говорим о разных. Здесь убрали административный этаж.

Шлосберг: Убрали комитет здравоохранения.

Гайдук: Один административный этаж. Было два этажа, стал один этаж и основание – это практическая медицина. А в районах – это совсем другое: это оптимизация. Это катастрофа была! Была – она и есть катастрофа. Стоят больницы, в которых ничего не функционирует, Пыталовская ЦРБ, которая в 90-е годы достаточно, в 80-е хорошо функционировала, там были все отделения, работали.

Шлосберг: Там работал твой отец.

Гайдук: Да, он тоже там работал. Но там было другое: он был главным врачом межрайонного диспансера наркологического, начальником, поэтому в самой ЦРБ он потом уже, позже, когда уже на пенсию выходил, он там просто подрабатывал. А так там хирургическое отделение, терапевтическое отделение, там гинекология была, по-моему, «инфекция» даже была. Была достаточно хорошая, емкая поликлиника. Там ничего не осталось, кроме поликлиники. Осталось вот поликлиническое отделение, остальное там все упало. Все развалилось, все упало.

Шлосберг: Вернуть можно? Таких, как в Пыталово, 16 больниц в Псковской области в таком же положении.

Гайдук: Да, это я знаю. На самом деле все, конечно, можно, пока это все не разрушилось физически, то есть это существует физически.

Шлосберг: Там уже кое-что разрушилось физически.

Гайдук: Разрушается, конечно. Когда в здании не живут, то оно умирает, это любое здание, даже если оно из бетона, пятисотого цемента сделано. Все разрушается, все имеет свойство рушиться. Но если еще не разрушилось, то, наверно, можно все, конечно вернуть в участковые больницы, можно вернуть. Вопрос финансирования – просто же все очень на самом деле! Я знаю такую цифру: 3% от ВВП, которые расходуются.

Шлосберг: Это максимум.

Гайдук: На 3% невозможно содержать здравоохранение, во всяком случае, нормальное здравоохранение. Наверно, такое здравоохранение, как у нас, теперь уже, наверно, можно содержать и на 3%. Его добили просто до того состояния, когда оно в эту долю вмещается.

Шлосберг: Скажи, люди, которые, как ты, не ушли из профессии, несмотря на такую ситуацию… Тебя что держит в медицине в должности рядового врача скорой помощи?

Гайдук: Лев, я думаю, что я уже скоро на этот вопрос буду отвечать так: я и сам не знаю.

Шлосберг: Понятно, ответ честный.

Гайдук: Я просто не представляю себя никем другим. Я могу сменить место работы, я могу, например, когда меня очень сильно достанет уже финансовое состояние невменяемое, я могу уехать работать в Санкт-Петербург, в какой-нибудь Ямало-Ненецкий автономный округ, но из медицины я вряд ли уйду. Хотя скорая помощь становится для меня все труднее и труднее просто в силу того, что нагрузки большие и не спать сутками тяжело уже становится.

Шлосберг: Иван Меньшенин из Ханты-Мансийска, где немножко лучше с финансированием медицины, пишет: «По зомбоящику постоянно показывают какие-нибудь вопиющие факты: то медсестра ребенка к кровати привязала, то женщина в скорой отказалась выйти и помочь кому-то. Идет демонизация».

Гайдук: Да, так и есть. Правильно все. Это все явления одного порядка, это мейнстрим, из которого просто вы отдельные ручейки описываете вот этого течения, которое идет. А все вместе – это нормальное такое русло, где гонят всю эту чернуху на врачей, где эти сюжеты снимают о врачах, которые вредят. На самом деле пациентов привязывают к кроватям везде. Когда пациент может сам себе навредить, его привязывают к кровати. Или навредить другим. Но так не только в нашей стране – это везде. Фиксация пациентов существует.

Шлосберг: Зритель спрашивает: «Какое, по вашему мнению, должно быть максимально строгое наказание врача из-за ошибки врача за смерть пациента?» Вот такой…

Гайдук: За врачебную ошибку не может быть максимального наказания: она неподсудна. Это может быть только экономическое наказание. Это нормальная страховая медицина так работает, когда за врачебную ошибку выплачивается материальная компенсация людям. Человек не может не ошибаться. Нет врачей, которые не ошибаются. Самый лучший, самый гениальный врач совершает ошибки, потому что человек в принципе совершает ошибки. Это не зависит от самого человека. В медицине это не зависит от человека. Если это не халатность, если это не умышленный вред, то это не может быть подсудно.

Шлосберг: Вопрос от Ольги Неизвестных: «Как вы относитесь к итальянским забастовкам врачей?» То есть работа строго по нормативу.

Гайдук: Поскольку другого варианта у врачей нет, все остальное – это подсудно, мы не имеем права отказывать в помощи, но это единственный вариант, наверно, того, как можно вообще бороться за свои права. Есть еще второй вариант – это просто пойти и подать заявление об уходе.

Шлосберг: Вот это произошло в Новгородской области в нескольких медицинских учреждениях. В частности, там только что в Новгородской областной детской клинической больнице выдавили лор-врачей, двух, которые работали как раз по итальянской забастовке: им хотели вменить дежурства ночные за ту же зарплату без отдельной оплаты, они подали заявления об увольнении, и один врач находится в отпуске. Все, больных везут в Петербург – в Новгороде закончилась лор-медицина в клинической детской областной больнице.

Гайдук: Вы знаете, что означает «клиническая больница»? Клиническая – это значит «больница, которая работает с медицинским учреждением, с вузом», то есть это больница, в которой…

Шлосберг: В Новгородском университете есть медицинский факультет.

Гайдук: Да, это больница, в которое отделение является клиникой и одновременно клиникой Новгородского медицинского университета.

Шлосберг: То есть, соответственно, Псковская областная теперь уже клиническая больница.

Гайдук: Клиническая, потому что да, у нас она теперь является клинической базой, поэтому это клиническая больница.

Шлосберг: Понятно, то есть спасибо высшей школе, что у нас появляются клинические больницы.

Гайдук: Дело все в том, что от этого в больнице не становится оборудования…

Шлосберг: Пусть вас не смущает слово «клиническая» в названии больницы.

Гайдук: Когда приезжают с нашими томограммами в Санкт-Петербург, в Москву в центр специализированный на обследование люди, там смотрят и говорят: «А где вы это делали?» Потому что у них там стоят магниторезонансные томографы с индукцией поля три тесла, а у нас там стоит один тесла. То есть для них то, что от нас привозится, - это каша такая, размазня получается.

Шлосберг: ХХ век.

Гайдук: Ну да, ХХ век на самом деле. Один тесла – это ХХ век.

Шлосберг: Два политических вопроса. Александр из Ярославля пишет: «При всем уважении к медработникам, они наряду со шкрабами (имеются в виду школьные работники, пользуясь аббревиатурой первой четверти ХХ века) главный админресурс на выборах. Как с этим бороться?» И тут же Вадим Щербинин отвечает: «Ни разу ни во Ржеве, ни в Москве на станции скорой медицинской помощи не указывали, как голосовать, кого поддерживать на выборах. Что в Пскове?»

Гайдук: Ну, я вот не понимаю одного: ребята, указать можно – это же ваше право не делать этого! Я, конечно, понимаю, что это фига в кармане, когда у нас здесь, в Пскове, вызывают по одному в администрацию и заставляют подписывать бумагу, что человек будет голосовать за такого-то кандидата от «Единой России». В любой юриспруденции под давлением полученное согласие не является обязательным, ваша подпись неправомерна: она ни к чему не ведет, вы ничего не обязаны выполнять. Вы это подписали под давлением.

Оплачено из средств избирательного фонда кандидата в депутаты Псковского областного Собрания депутатов по одномандатному избирательному округу №2 Гайдука Артура Марковича