Идея, будто существует прогресс человечества, до XVII века была неизвестна, в XVIII веке идея эта получает широкое распространение в среде литераторов, в XIX веке она сделалась универсальным догматом, а новейшая история уже принесла в жертву этому догмату десятки миллионов человеческих жизней. В паноптикуме человеческих суеверий принцип прогресса занимает, таким образом, особое место.
Важно то, что характерной чертой этой идеи является не культ новизны, как часто ошибочно полагают, а принцип совершенствования уже имеющегося: то есть в целом задатки и возможности уже есть, необходимо лишь развивать, взращивать и культивировать. В этом отношении и либерализм с идеей естественных прав, и консерватизм с идеей священных устоев отличаются друг от друга лишь формально. Суть же в том, что, как и всякая мифологема, прогрессистская модель призвана организовать поведение, смоделировав в этом отношении некое подобие инстинктивной обусловленности.
Модель работает как социально, так и индивидуально. В последнем случае она проявляет себя в стремлении к профессиональной востребованности, росту карьеры и зарплаты, обретению социально конструктивных позиций, иными словами, к полному раскрытию возможностей. Основополагающая лживость этой схемы состоит в том, что человек через её посредство как бы исключается из самого себя и выносится в будущее в качестве социального проекта. То есть человеку ещё только предстоит быть, а здесь и сейчас его почти что и нет. Человек подчиняется через скрытое и явное насилие распорядкам программированного самоконструирования и, более того, полагает, что ничего другого вовсе нет. Короче говоря, в такого рода мире мы вообще не имеем дело с людьми, да и сами людьми не являемся – наше возможное человеческое в качестве энергии поддержания социального вынесено за наши пределы в область общественных идеалов – текущих и будущих. По словам Канта, «всегда удивляет то, что старшие поколения трудятся в поте лица как будто исключительно ради будущих поколений, а именно для того, чтобы подготовить им ступень, на которой можно было бы выше возводить здание, предначертанное природой, и чтобы только позднейшие поколения имели счастье жить в этом здании». И самое страшное, что это касается каждого поколения, то есть нет и не будет такого поколения, которое не должно более страдать и жертвовать ради грядущего.
Возможность для индивидуального свободного действия нейтрализована или переформатирована в алгоритмы стандартного, рутинного, автоматизированного выбора. Поддержание схемы этого устройства – это первичная скрытая задача прогрессистской политики. Поскольку всякое действие (в противовес поведению) – это прерывание рутины и автоматизма, то задачей репрессивных систем будет воспрепятствовать самой идее прерывания и пересоздания.
Во-первых, здесь главным орудием дрессуры становится образование с приоритетом профессиональной ориентации. При этом должна быть, естественно, создана иллюзия, что именно и только профессиональный навык может обеспечить личностное счастье. В рамках этой модели всё, что мешает рефлекторному усвоению профессионального навыка должно быть выброшено на помойку.
Во-вторых, это государственная и корпоративная стандартизация образования и научных исследований, которые в этой ситуации единственно на что и годны, так на обслуживание интересов системы. Стандартизация работает на уровне финансирования, подготовки кадров, функционирования карьерных лифтов.
И, в-третьих, это превращение образования и науки в строго структурированную бюрократическую систему, плотно сросшуюся с государством. В результате, студенчество, например, из потенциально активной творческой среды превращается в лишённую индивидуальной уверенности массу, годную для разнообразных манипуляций.
А личная моя надежда во всём этом радужном мраке на то, что хоть кто-то резко повернёт свою жизнь из будущего в настоящее и, увидев, что уже от рождения счастлив, не будет требовать от мира ничего кроме полной личной свободы.
Артем Верле