Русский «Майн кампф»
Демарши и перфомансы, регулярно, как менструация, настигающие обывателей благодаря пубертатной активности юных «нонконформистов», подсевших на политическую доктрину эпатажного писателя Эдуарда Лимонова, давно уже превратились в некое подобие ежегодного и обязательного гей-парада.
Пришел, прикинутый в пидорастическом стиле, получил по мордасам и скрылся от греха подальше в омоновском автозаке. Все, закройте занавес, ведь миссия исполнена. Важен не результат, а процесс. Актуален не оргазм, а факт соития. Пусть и моментального. В данном случае, с фригидным общественным мнением, озабоченным жарой и желанием отпуска. Но никак не маргинальной политикой.
Маргинальность умещается на пуповине, связывающей мэйнстрим с официозом, художественный салон с глянцевым трендом. Метание гнилых помидоров в кинорежиссера Никиту Михалкова с единственной целью – получить пинок в пах от этого самого режиссера – подобно концептуальному действию Герострата: сжечь храм, чтобы стать вечной сублимацией сожженного храма.
Однако если Герострат обрел статус нарицательного персонажа, то нынешние проявления эстетического «геростратизма» не выходят за рамки новостийного формата, очередного информационного повода, «легенды на час». Как поведал один из отцов-основателей Национал-Большевистской Партии Александр Дугин, «Лимонов всегда хотел захватить не важно что, хотя бы водокачку».
«Захват водокачки» - акт сродни чистому художеству. Но раз уж к эстетике в НБП примешан убойный политический градус, необходим четко сформулированный мэссидж. Сам маргинально-глянцевый вождь, рефлексируя над историей панк-культуры и своего скромного и опосредованного участия в этом западном субкультурном феномене, процитировал концовку своего дебютного романа «Это я - Эдичка»: «Я е…л вас всех, ё…ные в рот суки! Идите вы все на х…й!». Собственно, с тех времен ничего в жизненной позиции, в «професьон де фуа» и «модус вивенди» Эдуарда Лимонова не изменилось. Этакий тип вечного радикала и эпатажного индивидуалиста – идейный суррогат, имитация коктейля «Молотов», в последнее время подкрашенного оранжевым джусом. «Лимонка», завернутая в обложку «Плэйбоя» с Ксюшей Собчак в неглиже.
Постмодернистская эстетика, синтез нацистского бренда (замещение свастики серпом и молотом), плюс к тому ориентация на молодежь с ее брутальным сленгом и неформальной тусовкой. При этом нисколько не преувеличу, что вся нацболовская субкультура вылупилась из лимоновского дебюта в прозе, как русская литература вышла из гоголевской «Шинели». Буквально все «тренды» НБП (кстати, напомню, - юридически уже не существующей) были заявлены в «Это я - Эдичка», затем N-раз интерпретированы самим же Лимоновым и творчески приумножены его бесчисленными эпигонами и соратниками. Не забывая о том, что Эдуард Вениаминович является лидером молодежного движения, рассмотрим основные характеристики его главного текста, ставшего для каждого правоверного нацбола той книжкой, какой для всякого нациста была в свое время «Майн кампф» Адольфа Гитлера.
Итак, «Русский поэт предпочитает больших негров» (название романа во французском переводе).
В чем привлекательность этого сугубо художественного текста, его суггестивная энергия, вербующего под знамена запрещенной партии все новых и новых последователей?
1) Демонстрация асоциального поведения, стихийный анархизм: Эдичка, герой, подчеркнуто автобиографический, как бы «документальный», соответствующий принципу своего рода «журнализма», то есть подлинный, настоящий, вышедший из соседней подворотни, пьющий пиво в соседнем шалмане, прогуливающийся по той же самой улице (пусть действие и происходит в Нью-Йорке, сути отношений персонажа и читателей этот факт не меняет), так вот именно такой герой в полной мере отвечает ожиданиям подростка, вошедшего в возраст, когда хочется во что бы-то ни стало «выломиться из среды». Власть школы и учителей, как самое близкое и доступное, можно сказать, каждодневное, давление государственной машины, - напрочь отрицается. Бунт, бессмысленный и беспощадный, вот, что владеет подростковыми устремлениями. Так взрослеющий человек ищет себя, таким небезопасным способом он самоутверждается. Таков Эдичка, и мир мстит ему, выдавливает на обочину жизни, ибо социум не прощает индивидууму его анархистских устремлений, если только этот анархизм не становится частью социально-ролевой игры, не обретает «торговую марку», как это и случилось с панк-культурой. Читая роман Лимонова, ребята, мечтающие об Апокалипсисе, вдруг обнаруживают единомышленника в лице «старшего товарища» по имени Эдичка.
Как следствие, 2) анархизм порождает отрицание всех и всяческих табу, что у Лимонова выражается прежде всего на языковом уровне. Он активно и с явным удовольствием употребляет нецензурную лексику. Но отсутствие табу проявляется не только в речевых характеристиках, но и поведенческих. Эдичка курит траву и сознательно ищет забвения в нетрадиционном сексе, то есть тоже нарушает общепринятые установки (не забудем, что он приехал в США из Советского Союза, где мужеложство преследовалось уголовно).
В целом же, на экзистенциальном, так сказать, этаже, Эдичка попросту приветствует тот факт, что жизнь трагична по своей сути, ибо кончается старостью, болезнями и смертью, иначе говоря, если человеческое существование, людской удел изобилует ужасными и низкими вещами и явлениями, то всю эту сферу табуированного бытия необходимо подвергнуть беспримерному выпячиванию и эстетическому сгущению. Прочь умолчания и стыдливые ужимки! Если видишь толстую и страшную бабу, так и скажи ей в глаза: «Мерзкая ты бабища!».
Подобным образом ведут себя психи, что Лимонов и подчеркивает, отрекомендовываясь читателю как «этот крэйзи напротив».
3) Аутсайдерство и социальная ущербность, которые, вне сомнений, вообще близки и понятны молодым, самому бесправному и угнетенному классу (за исключением так называемой «золотой молодежи», отпрысков сильных и богатых мира сего). Когда мы знакомимся с Эдичкой на страницах романа, мы видим типичного лузера, прозябающего почти на горьковском дне жизни (в американском варианте). Бесправный и презираемый (по собственному признанию), неудавшийся суицидник, изгой и сексуальный извращенец, Лимонов чуть ли не бравирует: «Я подонок, отброс общества, нет во мне стыда и совести». Сей человекообразный «сгусток злости», работая басбоем в ресторане, не стесняется доедать с тарелок объедки и допивать из рюмок алкоголь, открыто мечтая взорвать миропорядок, в котором все красивые самки принадлежат более богатым и успешным: «Я разнесу ваш мир!», «Е..л я ваш мир, где мне нет места!». Идейно близкие и вычурные проявления всякого протестантизма принимаются героем, как свои; так, в комнатке отеля, где прозябает непризнанный гений, висят портреты «пугала для обывателей» Мао Цзе Дуна и французского сюрреалиста Андре Бретона, а также призыв защищать гражданские права педерастов. Мстительные и злобные вопли в адрес несправедливого и жестокого мироустройства засоряют все Эдичкино повествование, провоцируя атмосферу бессильной ненависти и классовой нетерпимости. Само собой, чт, подобно всякому анархисту, Эдичка отказывает государству в какой-либо истине, не забывая и собственной обиде: «Оба государства п…дят, что они устроены справедливо, но где мои деньги?».
Эдичка остро переживает свою социальную ущербность, что заставляет его быть крайне расчетливым и циничным в выборе сексуальных партнеров. В паузах между попойками, он посвящает себя поискам сексуальных приключений, отдавая предпочтение роли Альфонса. Нарциссический комплекс, согласно неофрейдизму, характерный для субъектов, страдающих от некрофилских проявлений характера (тяга к разрушению и смерти), заставляет концентрироваться на собственном теле и противопоставлять тело всем окружающим людям и предметам: «жалел свое никому не нужное тело, а оно было молодым и красивым».
Молодость и красота – главные атрибуты и критерии нацизма. В обществах, получивших прививку христианской этики, не принято оценивать людей по физическим данным, поэтому Эдичка, отбрасывая эти поведенческие стандарты, демонстративно отказывает постхристианским нормам поведения, с энтузиазмом презирая телесное убожество и слабость и превознося телесное совершенство и физическую силу. Он – эксгибиционист, что вполне естественно для человека, наслаждающегося персональным нарциссизмом. Обнаженный. Он позирует перед окнами офиса напротив отеля, где живет: «Я часто вожусь с голой ж…пой и бледным на фоне остального тела членом, и мне плевать, видят они меня или не видят, клерки, секретарши и менеджеры. Скорее я хотел бы, чтобы видели». Кроме того, Эдичка – догматичный представитель сексизма. Он всячески культивирует в себе мужское начало, гордиться своими физическими данными и презирает женщин, как низший биологический вид, по какому-то недоразумению занявший не подобающую этому виду социальную нишу: «Меня и раньше иногда пронизывали острые приступы вражды к женщинам, настоящей злобной вражды. Несправедливость биологическая возмущает меня. Почему я должен любить, искать, еб…ть. Сохранять – сколько бы можно было нагромоздить глаголов, а она должна только пользоваться?». Или: «Я предпочитал еб…ся с тенями, чем с грубыми бабами». Ненависть к женщине и женскому (антифеминизм) сопутствует чисто житейской беспредельщине. Например: «Беременности она очень радовалась, хотя и собиралась делать аборт. «Значит, я могу, - горделиво говорила она, - могу иметь ребенка». Я цинично замечал, что, мол, после аборта уже не сможешь».
Ну и, наконец, политическая позиция, которой Эдичка уделяет немало внимания на страницах книги (порой превращающейся в манифест), вполне вписывается в его спонтанное бунтарство. Лимонов – левый экстремист и потенциальный террорист, не желающий вмонтировать свое «я» ни в одну систему. Перманентная и портативная революция – его профессия и образ жизни: «Более всего я ненавижу этот порядок, понял я, когда пытался разобраться в своих чувствах, - от рождения развращающий людей. Я не делал разницы между СССР и Америкой».
То есть для Эдички все равно что ненавидеть, капитализм или социализм. Важен «объект» внесистемного мышления. «Ельцин», «Путин» - только условные цели на пути борьбы за утопические идеалы «Другой России». Уйдет «Путин» появится новая «цель». Оранжевый цвет смениться на пурпурный или бледно голубой. За эти годы ребята-нацболы повзрослеют, женяться, разжиреют, начнут отрыгивать пиво, лежа на семейном диване, либо спиваться в компании себе подобных, а к гуру Лимонову уже придут новые рекруты, ищущие в лидере запретной партии кумира.
Саша Донецкий
