Пётр и Февронья псковские: ирония судьбы или наше всё

Ну так уж, если по-честному, то история Петра и Февроньи не про любовь. Или не совсем про любовь. И Февронья как-то не очень заботилась о князе, коли в первый раз нарочно его не долечила. И Пётр не так, чтобы слишком был очарован этой простолюдинкой, судя по тому, что вначале он пытался увильнуть из-под венца.

Фото: Юрий Спегальский и Ольга Аршакуни / Псковский музей-заповедник

Хотя для тех незапамятных времён и для тогдашних нравов это наверняка была настоящая лав стори с умопомрачительными сюжетными поворотами и немыслимой развязкой.

Причём Февронья в отличие от Золушки вроде как справилась сама, без каких-либо фей (а впрочем, в сказке про Феврошечку-Хаврошечку фея-крёстная всё-таки наличествует, причём в образе тотемного животного).

Так что это, безусловно, чудо, когда в патриархальном, строго сословном обществе возникают настолько головокружительные социальные лифты.

Но была ли это идеальная любовь между мужчиной и женщиной в нашем сегодняшнем понимании?

Наверное, нет, потому что, как мы теперь знаем, такого рода любовь как социально-культурный феномен слишком зависит от исторических реалий и экономических отношений.

Поэтому если уж говорить о семейной любви и супружеской верности, то, например, псковичам вместо Дня Петра и Февронии (муромских) следовало бы праздновать День Юрия и Ольги.

Я, конечно же, имею в виду знаменитых псковских архитекторов-реставраторов Юрия Спегальского и Ольгу Аршакуни. Тоже праведников, только несравненно более близких нам по времени и духу. Не говоря уж о том, что географически.

Сама история их знакомства, как её описывала в своих воспоминаниях Ольга Аршакуни, похожа на святочный рассказ. Тут вам и пушкинская «Метель», и рязановская «Ирония судьбы»:

«Опираясь на лыжные палки, я вышла в февральскую метель. Путь от улицы Софьи Перовской до улицы Герцена показался мне бесконечным. Ветер валил с ног, больно хлестал морозным снегом по лицу, ноги каменели от боли, отказывались двигаться. Исаакиевскую площадь завалило сугробами. Я выбивалась из сил. Натолкнувшись на памятник Николаю I, смутно поняла, что одолела лишь половину площади. Предстояло еще осилить ее вторую половину, целый квартал улицы Герцена и немыслимый подъем по темной обледеневшей лестнице. Легко одолевается любое расстояние в мыслях, но как его пройти?.. Сделав несколько шагов, я вдруг почувствовала дурноту. «Не дойти» - тоскливо мелькнуло в сознании. Площадь была пустынной, помощи ждать неоткуда. Сквозь пургу темнела громада собора. Его тяжелый силуэт медленно раскачивался и клонился то в одну, то в другую сторону. С трудом удерживая равновесие, я из последних сил сделала рывок. Палки выскользнули из рук, и, падая, я поняла: это конец. Мне не подняться. И в этот момент увидала над собой склоненное лицо моей покойной матери...

Потом я узнала, что спасла меня бухгалтер Дома архитектора Валентина Андреевна Горопченко.

Очнулась я в теплом, светлом помещении, посреди стоял большой стол, накрытый белой скатертью, на нем - порции хлеба, масло, сыр и красное вино. Я лежала на двух стульях, сдвинутых вместе, и смотрела на это сказочное богатство равнодушно. Есть не хотелось.

Словно сквозь сон доносились обрывки фраз. - Помилуйте, куда привели такую? У нас нет мест! - Это говорила дородная женщина, вовсе не похожая на блокадницу.

Выяснилось, что для меня не хватает койки.

- Ее надо немедленно отправить в больницу.
- В таком состоянии и до больницы не довести!

Холодный пот, предвестник очередного обморока, начал покрывать лоб. А шум в палате все усиливался. Разгорелся спор.

И тогда человек, не принимавший участия в общем споре, молча поднялся с койки, что стояла в углу, и жестом указал на нее. В тот момент мне запомнились особенно его глаза — голубые, ясные, родниковой чистоты, какие бывают только у детей.

Я уткнулась в подушку, мысленно благословляя этого человека, сохранившего в безумном водовороте самое главное — сострадание, и тотчас провалилась в беспамятство...»

Чудесным исцелителем в этой истории, то есть, псковской Февронией, как видите, стал Юрий Павлович. И за это судьба подарила ему такую любовь, о которой большинство из нас могут только мечтать.

В музее-квартире архитектора-реставратора Юрия Павловича Спегальского в доме № 14/1 на Октябрьском проспекте есть множество трогательных свидетельств нежности, которую её хозяева испытывали друг к другу.

Красота их отношений отразилась в диковинных предметах быта, созданных мужем для своей жены.

Например, вот расписанный им вручную одёжный шкаф, который Спегальский называл по-старинному – «скрыней для портищ». На ящике для белья он изобразил трёх птиц. И это не просто красивая картинка, а изысканный комплимент: витиеватая надпись гласит, что «лепой» жене пристало иметь «кротость голубиную», «повадку лебединую» и «голос соловьиный».

Собственноручно вырезанные из дерева и богато расписанные люстры в комнатах тоже снабжены надписями на уставе, каждая из которых так или иначе посвящена хозяйке дома.

Изготовленная главой семьи «завеса» для супружеской спальни рассказывает о небесных покровителях этой семьи и о том, что муж желал, чтоб его жена видела волшебные сны с лошадями (он знал, что она с детства обожала этих благородных животных).

Расписная «коробья» из папье-маше для жениных шляпок с шутливыми надписями на ней – ещё одно подтверждение, что у Юрия Павловича и Ольги Константиновны были поистине «высокие отношения» и что чувства, которые они питали друг к другу, так и не утратили своей свежести.

«Сия коробья устроена для Оленькиных шляп, а те шляпы ей для утешенья, - написано на этой малой архитектурной форме. - А ни зелёные лужки, ни ручеёчки, ни тенистые рощи и зелёные сады с вишеньем, да с наливными яблочки, ни глубокие реки, да синие озёра, ни холмы, да ракитовы кустики, ни пляски, да хороводы, ни игры вольные весёлые, а токмо шляпки, да тряпки - то всё и утешенье бедным жёнкам нашим».

А понизу ещё добавлено: «А расписывана коробья ко дню именин государыни моей Ольги Константиновны, в лето от сотворения мира 7460 (1954), а от нашея женитьбы - 10, на самую лета маковку».

Кстати, 13 июня исполнилось 115 лет со дня рождения этой прекрасной женщины и в музее-квартире Юрия Спегальского ей сейчас посвящена новая выставка. Это лишний повод сходить полюбоваться, например, на сделанную руками её мужа узорную столешницу в гостиной, которую тоже можно читать, как книгу: она рассказывает нам о том, какой хлебосольной была эта семья.

Между прочим, Юрий Спегальский очень ценил своё время и не тратил его по пустякам. Например, когда они с супругой обзавелись телевизором, то этот говорящий ящик скрашивал их семейный досуг совсем недолго. Рассказывают, что Юрий Павлович не без интереса посмотрел несколько передач, скрупулёзно посчитал, сколько часов и минут это у него отняло, прикинул, что эти минуты и часы могут сложиться в годы… а потом решительно выдернул телик из розетки и задвинул его в дальний угол, накрыв одной из своих расписанных вручную «завес».

Но при этом он не жалел времени и сил, чтобы смастерить любимой жене новую шкатулку.

И сделал для неё столько восхитительных брошек с авторскими рисунками, что я отказываюсь понимать, почему копии этих эксклюзивных ювелирных украшений не продаются в каждой псковской сувенирной лавке. Тем более, что Юрий Павлович мастерил их из самых простых подручных материалов.

(Ужо китайцы доберутся до музея-квартиры Спегальского, сфотографируют эти брошки – и начнут их сами тиражировать да нам же и продавать, пока мы раскачиваемся).

А главное, я не понимаю, почему квартира Юрия Спегальского и Ольги Аршакуни ещё до сих пор не стала филиалом псковского Дворца бракосочетаний.

Будь на то моя воля, я бы чествовала там золотых и серебряных свадебных юбиляров, награждая их «орденами» в виде реплик тех самых брошек.

И если уж разговаривать со школьниками «о важном» – то, что может быть важнее вот такой деятельной любви, какую испытывали эти двое выдающихся людей: к друг другу, к псковской старине и к творческому наследию своих предков. К тому же, если по мне, так это намного интересней, чем легенда о Петре и Февронии.

…А то потом опять будете возмущаться, что День Святого Валентина молодым людям почему-то больше нравится.

Ольга Миронович