Режиссер «Отелло»: Станиславского никто не отменял!

Главный режиссер Краснодарского молодежного театра и создатель нового спектакля «Отелло» Даниил Безносов в преддверии премьеры рассказал о новой работе, любви к шекспировской теме и методе Станиславского. 

Даниил Безносов - российский театральный режиссер. В 2005 году окончил режиссерский факультет ГИТИСа (мастерская профессора Женовача). С 2011 года - художественный руководитель театрального центра имени А. П. Чехова в Южно-Сахалинске. В 2015 году стал главным режиссером Краснодарского муниципального молодежного театра.

Даниил Безносов - номинант Российской Национальной театральной премии «Золотая Маска» 2018 года за режиссуру спектакля «Гроза», поставленного им в Краснодарском Молодежном театре.

- Даниил, мы с вами разговариваем у портрета реформатора театрального искусства К. С. Станиславского, поэтому не могу не спросить, для современного режиссера Станиславский что-то еще значит?

- Ну, конечно! Это странный вопрос. Ничего нового не изобрели пока еще. Никто Станиславского не отменял.

- Спросила потому, что услышала от некоторых театральных критиков, Станиславский несколько устарел, его система не так актуальна как раньше, сегодня театр вообще развивается по другим законам, действие и событие не так важны в современной пьесе.

- Мне кажется, он устареть физически не может, потому что он сам лично внес некоторую переменную, которая позволяет не застревать в одном времени. Все-таки Станиславский, но с учетом времени. Время меняется, существование артиста меняется, но это все равно никак не отрицает изобретений Станиславского. Метод действенного анализа не устарел точно.

Просто меняется территория театрального языка. Как можно отменить действие в Шекспире или в «Грозе»? Это невозможно. Но природа текстов, конечно, меняется, и не везде она выстроена на нашем классическом понимании действия.

- То есть Станиславский все равно остается таким основополагающим фундаментом, на котором зиждется профессия режиссера?

- Все равно это азбука. Азбука она же, грубо говоря, и для Толстого, и для Донцовой одинаковая. Просто у всех разное владение языком и словом, предложением, мыслью. Поэтому Станиславский все-таки остается безусловной азбукой.

- Вы же давно уже в театре работаете, уже десятки спектаклей поставлены. Вы уверенно идете своим путем? Или вы еще не нащупали его?

- Нет, конечно, нет. Не нащупал, наоборот, недавно говорил с одним из ваших артистов, что это всегда путь каждый раз как в первый раз, потому что даже несмотря на то что я Шекспира ставлю в четвертый или в пятый раз, все равно это ощущение каждый раз абсолютно неведомого пути.

- Откуда такая приверженность Шекспиру?

- У меня просто совпадает моя режиссерская природа с его драматургической и тоже, отчасти, режиссерской природой.

- А в чем это заключается?

- В отношении к миру, в отношении к театру, в отношении к артистам, в отношении к пространству.

- Шекспир достаточно грубый автор.

- Он не то что грубый, он очень прямой, я бы так сказал. Как мы можем называть грубым «Ромео и Джульетту», нежнейшую пьесу?

- «Отелло» тоже нежнейшая?

- Отелло - человек не лишенный нежности. Главное, что у него это как бы все параллельно: грубость с нежностью, любовь со страстью. Не разделяет он так мирно черное и белое, а просто всему есть место быть. Все переводы Шекспира очень смягченные, так, как это в английском языке и в культуре того времени, это сейчас так выглядит современная пьеса, когда разговаривают так, как разговаривают.

- Поэтому вы и взяли перевод Осии Сороки?

Мне кажется, что Сорока более точный переводчик. Он вдумывается в содержание, и он максимально приближен. Но все равно, мне кажется, что уже и Сорока требует  какого-то обновления, что пора классиков переводить уже сегодняшним языком.

- А я думала, Борис Пастернак – лучший переводчик пьес Шекспира. Его переводы  поэтичны, возвышенный слог.

- В «Отелло» мы сочиняем военную историю, где не хочется особо, чтобы была поэзия. Просто про другое думаем. Да, нам хочется такую более солдатскую поэзию, армейскую.

- Почему выбрали именно «Отелло»?

У меня такая негласная история с Шекспиром, еще до конца не сформулированная. Я периодически обращаюсь к Шекспиру в какой-то период времени, а пьесы у него не бесконечные, поэтому, если хватит жизни, то я успею, если уж не все, то многие поставить. И плюс еще входишь во вкус, потому что я понял, что у меня между спектаклями началась какая-то полифоническая жизнь. Они превращаются немного в какой-то такой сериал. Мы сейчас с художницей Анастасией Васильевой, например, придумали чиновничий мир, а он уже двумя предыдущими постановками Шекспира («Зимняя сказка», «Сон в летнюю ночь») как-то установился. И мне стала нравиться сама идея кочевания, потому что это все история одной вселенной, в которой просто разные повороты.

- То есть для вас пьеса, как вселенная?

- Скорее, мир автора, как вселенная, в которой живут Отелло и Дездемона, Ромео и Джульетта. Часто у него пьесы пересекаются, есть прямая связь между ними. В одной пьесе это второстепенный герой, а в следующей он уже становится главным. Или разрешая одну тему в одной пьесе, он обнаруживает в недрах этой пьесы какой-то вывих и тему для следующей пьесы. И только когда уже несколько раз обращаешься к пьесам, уже понимаешь все эти переплетения.

- Даниил, какие постановки «Отелло» вы видели?

- Я был удивлен, выяснив, что «Отелло не является очень популярной пьесой. Постановки в России на сегодняшний день по «Отелло» - это единичные случаи. Я посмотрел фильм с Лоуренсом Оливье. Безусловно, это великая роль великого артиста. И посмотрел пластический спектакль в театре Вахтангова: история Отелло через хореографию.

У меня личные открытия, связанные с пьесой есть. Например, в этом мы теперь уже не сомневаемся, у Отелло с Дездемоной не было физической близости. Проверить невозможно, а только предположить на уровне разбора и деталей.

- Странно, что Отелло не поверил любимой Дездемоне, а Яго поверил. В чем тут дело? Он такой глупый, доверчивый или просто «лопух»?

- Не «лопух», я думаю. Трагедия Отелло в том, что он доверчив, но не ревнив. Безусловно, он не ревнив, мы не можем обнаружить проявление его ревности. А вот проявление каких-то комплексов второго сорта есть.

- Откуда комплексы, он же генерал, боевой офицер?

- Шекспир его делает мавром, то есть чужим. А мы пытаемся искать  в его характере, в психологии. Мы все-таки больше в эту сторону идем. Для меня многое объяснимо, но это не означает, что будет спектакль, где Отелло колясочник-инвалид, или Отелло мусульманин, или человек кавказской национальности.

- У нас - то чем он будет отличаться?

- История все-таки про другое. У нас артист, исполняющий роль Отелло, сам достаточно смуглый. У нас история немного про то, что подшатывается его авторитет. Во-вторых, у него куча комплексов неуверенности. Он себя сам ощущает вторым и переживает на тему, имеет ли он право.

- При прочтении пьесы у меня возникло ощущение, что Отелло и Дездемона не главные персонажи, они где-то немножко сбоку, главный – Яго?

- Не без этого. Здесь тоже для меня такое открытие уже в репетициях. Яго находится в том же эмоциональном состоянии, в котором находится Отелло, поедаемый ревностью и  разрывом с супругой. Если Отелло принимает решение быстро, то Яго тяжело и мучительно сопротивляется. Это какая-то хрестоматийная история для режиссера, чтобы как-то оправдать Яго. Было бы странно играть мировое зло, потому как ни в одной пьесе Шекспира не бывает персонажа, в котором сконцентрировалось все мировое зло,а бывает противоречие с разными поступками. Могу такую штуку заметить, что Яго не совершает ни одного плохого поступка. Он немножечко увеличивает то гадкое, что в персонаже есть изначально, чуть-чуть открывает ящички  с тайными пороками. Есть проблема у Кассио с тщеславием и алкоголем? Есть. Не Яго же ему наливает. Отелло Яго говорит: «Не поддавайся ревности, погубит она тебя, это же отрава страшная, зачем тебе это». Родриго хочет замужнюю женщину, он же не с подачи Яго хочет, он просто не осознает, что это женщина чужая, а все равно продолжает. Яго просто неправильно катализирует и высвобождает эти темные энергии.

- Какой способ игры вы предлагаете актерам?

- Шекспировский. Поскольку Шекспира ставлю не в первый раз, у меня уже есть физиологические ощущения понимания. Шекспир очень театральный режиссер. Иногда наивно театральный. Я очень люблю шекспировские смерти нелепые, иногда доходящие до абсурда. В отсутствии кулис и затемнения всегда надо было трупам как-то исчезать, и всегда он вводит какого-либо персонажа, который приходит и говорит: «Уйдите царственно тела!» – и их куда-то уносят. А Дездемона? Ее душат, а она долго говорит. Уже вроде бы умерла, а  надо из-под покрывала еще что-то сказать.

- Но все-таки к жанру. Мы будем писать на афише «трагедия»?

- Не знаю. Трагедия для меня литературный жанр. «Отелло» настолько заложник школьной программы, даже не знаю, что написать. Все-таки это история про какую-то невозможность, сложность.

- Как вы думаете, Пушкину бы понравился ваш спектакль?

- Нет. Потому что он пропустил 230 лет развития эволюции театра, не понял бы, не догнал бы. Я думаю, самые величайшие сегодняшние спектакли его взбесили бы, потому что нельзя перепрыгнуть несколько веков и сразу понять и полюбить современное искусство.

- Действительно, театр тем и прекрасен, что он живет в сегодняшнем времени и говорит на современном языке.

- Я всегда привожу такой пример: почему-то все быстро отказались от телеграфов на почте в пользу домашних телефонов, потом с дисковых телефонов быстро перешли на пейджеры и мобильные, сейчас с удовольствием меняют 7 iPhone на 10. Почему же театр должен остаться на уровне телеграфа? Ну, давайте голубиную почту вернем. Театр проходит свою эстетическую эволюцию вместе со временем.

- За что вы любите театр?

- За невозможность постижения.

- В театре всегда аврал на выпуске спектакля, лихорадочная нервотрепка перед премьерой, иначе не будет этого чуда, не будет всплеска энергии.

- За это я, конечно, больше не люблю, потому что это какое-то предынфарктное состояние. Не понимаешь каким чудом все это: и без инфаркта, и спектакль сложился. Это же энергия такая. У нас все равно театральная природа лени, природа отказов. Все надо делать через преодоление лени. А тут, когда премьера на носу, так сразу энергия преодоления аккумулируется.

- Вы много ставили в различных театрах, как наш театр вам показался?

- Труппа, конечно, замечательная, но я бы ее увеличил еще человек на 10, потому что с теми планами и планками, которые театр взял, актеров, конечно, не хватает. Труппа замечательная, работается легко и интересно. И город мне ваш очень симпатичен.

Беседовала завлит театра Любовь Никитина

Художник спектакля и автор иллюстраций Анастасия Васильева