Как-то лет десять назад разговаривал я с высокопоставленным псковским пограничным начальником - и тот поведал о жесткой системе призыва в погранвойска, которые были в советское время. При этом сожалел, что теперь такого нет – приходится работать с теми, кого пришлют…
Да, система отбора призывников для службы в армии, действительно, была отстроена как часы – при малейшем сомнении медкомиссии, или неясности в судьбе парня, дороги того вели в лучшем случае в разные вспомогательные части, или вовсе в стройбат. Но и при таком, казалось бы, тотальном контроле, нередко случались ситуации, когда психика молодых людей, надевших солдатскую или курсантскую форму, не выдерживала. И тогда по «глухому телефону» разносились известия то о расстреле караула, то о сведении счетов с жизнью, то о побеге, в том числе с оружием в руках... Причины могли быть разными: часто оказывались виноваты девушки, которые нашли себе другого. Или конфликты с сослуживцами и командирами. Или необычные для «гражданки» физические и моральные нагрузки. Проконтролировать изменение психики в таких условиях очень сложно. Еще больше обострилась ситуация в годы перестройки и кризиса конца девяностых, когда на военную службу призывали всех, не особо вглядываясь, лишь бы выполнять план по призыву. Тогда военным действительно приходилось работать «с теми, кого пришлют».
Но сегодня ситуация изменилась, идут рапорты, что «в России сейчас нет недостатка призывников» и число юношей с ослабленным здоровьем, которых невозможно призывать на службу, тоже сократилось. То есть, у военных вновь появилась возможность, из кого выбрать. Необходимость тщательности подхода в этом деле объяснять никому не надо, ведь человек, в руках которого оказалось оружие, в том числе массового поражения, может быть опасен не только сам для себя. И актуальность отсева «неблагонадежных» вновь подтверждается. Возьмите недавний случай в Петербурге, когда в военном госпитале трое военнослужащих, «проходивших лечение на психиатрическом отделении» убили двух медсестер и совершили побег. Бежали не куда-нибудь, а в сторону финской границы, значит, осознавали, что делают и где прятаться. Один курсант-стрелок в войсковой части внутренних войск МВД, другой - рядовой из обычной воинской части. А третий и вовсе - курсант первого курса Военно-Космической академии. И тут остается только порадоваться, что у будущего командира-ракетчика или кем бы он там еще стал по окончании учебного заведения - может, оператором военного спутника, военная карьера закончилась на первом году обучения. А если бы прошел, вытерпел, да получил в руки какую-нибудь боевую «кнопку» - страшно подумать, чем могло бы все закончиться.
Вспоминаю, как одна из коллег для написания материала, общалась с псковскими врачами-психиатрами, психотерапевтами - так специалисты тогда по поводу обнаружения симптомов психических расстройств рассказывали, что все очень сложно. Даже если молодой человек болен, то в обычных условиях, когда и в семье благополучно, и в школе, и в другом учебном заведении нет проблем в общении, то болезнь и не увидишь, и никто про нее не узнает. Поэтому и в документах парней, пришедших в военкомат, все в «ажуре»: хорошее поведение, хорошая учеба, спортсмен, активист, КВНщик, добр, любит животных, на учете у психиатра не стоит, в стационаре не лежал… И положить его на обследование по закону нельзя без его письменного согласия. А кто же из молодых захочет его дать? Если в детстве и юности никаких проявлений не было, документы в порядке, то у психиатра, работающего в призывной медкомиссии в военкомате, остается только надежда на свой опыт, чутье, интуицию, наметанный глаз - назовите, как хотите, чтобы выявить страдальца, а в арсенале только возможность задать парню пару вопросов. Но даже в таком случае, при потоке призывников, у специалиста на это очень мало времени. А должно быть в разы больше. Ведь сегодня опасность еще и в скрытой идеологии, которой может быть «заражен» молодой человек. А вдруг у него уже искаженное сознание, жажда мести или террористические идеи в голове сидят, вдруг он скрытый поклонник террористических организаций?
Вчера вечером был свидетелем ситуации в псковском автобусе. Двое молодых парней… с бородами отрешенно говорили между собой, да так, что слышали все рядом стоявшие пассажиры: «Нам терять уже нечего. Мы свой путь сами выбрали. Могло быть, конечно, все по-другому, но, видимо, не в этой жизни…». И дальше в таком духе. Иногда они понижали голос, и этот шепот, и замершие в одной точке глаза еще больше вводили пассажиров в тревогу и ожидание чего-то ужасного. Некоторые явно забеспокоились: а доедут ли до своей остановки? Может быть, молодые люди и не имели в мыслях ничего плохого, может, они о своем: о выборе вуза, или профессии, или еще о чем-то, что тревожит в такие годы. Но, точно так же может быть, что в их голове уже то самое искаженное сознание включилось. И как его выловишь? На какой медкомиссии смогут распознать тех, кто заразился вирусом экстремизма и терроризма, если у него в документах все в норме: «не привлекался», «не замечен»?
Проблема людей с расстройствами психики не менее сильно касается окружающих и в обычной гражданской жизни. Уровень агрессии зашкаливает – никто не знает, где можно нарваться на очередного человека с неконтролируемым сознанием. Причем, теперь нет разницы: здоровый мужик это будет или худенькая, стройная девушка. В Петербурге, еще не успели отойти от одного шока: когда подозрения в убийстве семнадцатилетней девушки пали на родную старшую сестру, которой было девятнадцать лет. Она не просто убила, а нанесла девчонке не менее ста сорока ударов ножом. Представить сложно, что творится в голове у такого человека. По предварительным данным, у старшей сестрицы ранее было диагностировано психическое заболевание. И потом случилось это убийство медсестер в госпитале. А сколько еще таких трагедий, которые не получили широкой огласки, но виновниками которых становятся люди с психическими отклонениями…
Выходит, что в наше время психологи, психиатры, психотерапевты должны стать специалистами стратегического назначения – ценнейшими для страны кадрами. А учреждения, где они работают - одними из самых необходимых общественных институтов. Для того чтобы выявлять скрытую угрозу, возможно, придется даже мобилизовать студентов-психологов, например, формировать из них патрули по примеру ДНД, только тут будут – добровольные психологические дружины. Пусть выявляют потенциальных террористов и маньяков на улицах, в транспорте, в театрах и других общественных местах.
Не хотелось бы, конечно, рисовать такие перспективы, даже думать таким образом не хочется. Ведь у страны опыт уже был, когда проблемы пытались решать с помощью психиатров, и когда в «учреждении» могли оказаться люди без психологических отклонений, а лишь с иными взглядами на жизнь и окружающую действительность. Но как тогда сегодня спасти людей от агрессии – вот вопрос.
Игорь Докучаев